Евгений Сухов - Валютная могила

– Ничего, – заверил я шефа и, скрестив руки на груди, принял позу благодарного и внимательного слушателя…

Седьмого мая, во вторник, где-то в районе половины одиннадцатого утра в бутик мужской одежды «Азимут», что в двух кварталах от Белорусского вокзала, вошел бомж. Продавец-консультант Катя Буткевич вежливо попросила его выйти, на что бомж заявил, что он пришел «приодеться поприличнее», то есть приобрести себе новую одежду, и, достав из кармана грязных засаленных джинсов пачку банкнот евро, помахал ею перед ее лицом. Растерявшись по неопытности, так как работала она в бутике всего второй день, Катя позвала управляющую магазина Лидию Григорьевну Миклашевскую. Та вышла в зал и попросила бомжа покинуть бутик, на что бездомный с достоинством заявил, что живет он в свободной стране и имеет право ходить где ему угодно и заходить куда ему вздумается. Особенно если он пришел в бутик по делу.

– И какое у вас к нам дело? – вежливо поинтересовалась управляющая, презрительно оглядывая его с ног до головы. – У нас элитный бутик, и вряд ли наш товар будет вам по карману.

– Это как еще посмотреть, – усмехнулся бомж и снова достал из кармана грязных джинсов пачку евро. Купюры в ней – это успела заметить управляющая – были новенькие, достоинством в сто евро каждая. А еще Миклашевская успела заметить небольшую наколку на левой кисти руки бомжа, состоящую из трех букв, а именно: сэр .

– Простите, но мы не принимаем валюту, – не очень твердым голосом произнесла Лидия Григорьевна.

– Ну так поменяйте, что за вопрос, – ответил на это бомж и нагло плюхнулся в кресло для посетителей. – Я хочу приобрести у вас самый лучший клифт. А мне пока принесите кофе, что-то промерз я нынче.

– Клифт? – удивленно сморгнула Миклашевская, перебирая в памяти всех известных модельеров.

– Ну, да, – усмехнулся бомж. – Это костюм, по-вашему. Чтобы с примочками там разными. Пуговицы блестящие, и все такое… – Он закинул ногу на ногу и вопросительно уставился на управляющую: – Ну? В чем дело, сударыни? Вы меня будете обслуживать или как?

– А вы сами ваши евро не можете поменять? – спросила управляющая.

– Не могу, – беззаботно ответил бомж. – Я оставил свой паспорт дома на рояле, когда играл партию с Шубертом… точнее, Шуберта.

Лидия Григорьевна какое-то время колебалась. С одной стороны, если пачка с евро настоящая – а она была настоящей, поскольку управляющая являлась дамой опытной и просто чувствовала это, – то почему бы не исполнить желания бомжа по максимуму, продав ему самую дорогую одежду и, по возможности, на все его евро, конечно, размененные в пункте обмена на рубли.

С другой стороны, евро бомжа могли быть ворованные. И это, скорее всего, именно так. В таком случае полученные деньги могли конфисковать, что нанесло бы ущерб бутику. Даже если он вернет одежду, то материи будет нанесен непоправимый вред, вряд ли после него кто-то станет ее носить, даже если это костюм от Borelli или, на худой конец, от Hugo Boss. И, конечно же, Лидию Григорьевну после всего случившегося вряд ли оставят в бутике управляющей.

В конечном итоге, благоразумие и осторожность перевесили, и Лидия Григорьевна заявила бомжу, что, если он немедленно не покинет бутик, она нажмет «тревожную кнопку», после чего бомж будет иметь дело с ОМОНом. Бомж на ее слова усмехнулся, мол, «вы, дамочки, упустили свой шанс хорошо заработать», и покинул бутик с гордо поднятой головой ранимого и оскорбленного человека…

Того же седьмого числа, только уже ближе к вечеру, к уборщице этого самого бутика «Азимут» Евдокии Кондратьевне, пришедшей получить субсидии в отделение Сбербанка, подошла парочка бомжей, мужчина и женщина, крайне непрезентабельного вида. Мужчина был крепко выпивши, не лучшим образом выглядела и его спутница – с подбитым глазом, замазанным в местах посинения и позеленения розовой губной помадой. Заплетающимся языком женщина попросила Евдокию Кондратьевну поменять им евро на рубли. Отпрянувшая было от них пенсионерка-уборщица была привлечена следующим предложением женщины:

– А мы тебе за это пять тыщ дадим…

Евдокия Кондратьевна, подумав, согласилась и приняла из рук «синеглазки» восемь сотенных купюр евро. Новеньких, явно еще не бывших в обращении. С сильно бьющимся сердцем – уж не фальшивые ли? – уборщица отдала в окошечко кассы паспорт и евро и через пару минут получила на руки тридцать одну тысячу шестьсот рублей. Отойдя от окошечка кассы, она быстро изъяла из означенной суммы пять тысяч, а немного подумав, положила себе в карман еще двести рублей. Весь остаток дня Евдокия Кондратьевна корила себя за то, что не решилась взять больше, ведь, когда она отдавала бомжам оставшиеся двадцать шесть тысяч четыреста, женщина, не считая деньги, сунула их в карман и лишь коротко спросила: