Алексей Сухаренко - Вырванное сердце

– Кого ты видишь? Ты чего, заговариваться уже стала? – В комнату вошла Митрофановна, неся незамысловатый завтрак на старом гжельском подносе.

Мария спряталась. В стороне от двери вжалась в стенку, пропустив Нужняк с подносом к кровати матери, и теперь за спиной Митрофановны делала знак о молчании, призывая маму сохранить их встречу в тайне. Митрофановна, видя улыбающуюся куда-то ей за спину Царькову, оглянулась, но Мария успела уже прошмыгнуть из комнаты.

– Свихнулась бабка окончательно, – недовольная тем, что её заставили оглянуться, проворчала бывшая прислуга.

Её слова прервал хлопок входной двери.

– И чего я с тобой, бомжихой, продолжаю возиться? – среагировала на этот звук Нужняк. – У тебя только сквозняки в собственности и остались.

– Ты и во сне вся такая же брюзга, – беззлобно усмехнулась Царькова. Она была рада, что им с дочерью удалось обвести вокруг пальца старую склочницу.

«Совсем олимпийка умом тронулась. Про сон талдычит. Знать, после ареста этой девки крыша съехала окончательно. Уже не различает сон и явь».

— Ладно, барыня, вот тебе твоя манка, – поставила поднос Нужняк, – давай завтракай быстрее, а то мне уходить пора. Сын с утра какой-то суматошный был. Надо за ним присмотреть. Как бы не нажрался, а ему на работу в вечернюю смену.

– А ты хорошо помешала? – поинтересовалась Царькова. – Там комочков нет?

– А тебе какая разница? – хихикнула Митрофановна. – Ты же во сне есть будешь. А во сне всё вкусно.

Царькова взяла ложку каши и положила в рот. Каша ещё была горячая, но не это было самое обидное. В каше были те самые комочки непроварившейся крупы, от которых пенсионерку всегда тошнило. Она не выдержала и выплюнула попавшийся в рот комочек обратно на тарелку.

– С добрым утром, – не удержалась Нужняк, сотрясаясь от смеха своим рыхлым телом. – С пробуждением тебя!

«Что же это было? Сон во сне? Незаметный переход из сна в реальность? Или дочь приходила ко мне на самом деле? Стоп! Это полный бред! Я ещё в своём уме. Она сейчас сидит в тюрьме… Значит, это был сон. Но как тогда объяснить эту горячую кашу с комочками и Нужняк?! Ведь сон не прерывался?! Дочка спряталась, когда пришла Нужняк и принесла завтрак, и она просила не подавать виду, что она здесь… Нет-нет. Если бы её выпустили, она бы никогда так не поступила. Значит, у меня начинаются проблемы с психикой. Видения. Что же это? Психическое заболевание? Шизофрения?!»

Она отложила опостылевшую кашу в сторону и сделала глоток чая. Потом, продолжая сомневаться в происходящем, больно ущипнула себя за руку, отчего на ней сразу появился небольшой синяк. Поняв, что она не спит, она ещё больше расстроилась. Царькова попыталась встать, чтобы пойти в ванную комнату и умыться, но в теле вновь появилась большая слабость. Плохо слушались мышцы ног, голова при попытке встать начала кружиться.

Митрофановна молча наблюдала за этой старой «корягой», которую прибило к берегу и которой никак не удавалось от него оттолкнуться и продолжить свой сплав по реке жизни. Она впервые ничего не комментировала вслух. Она вспомнила, как ещё совсем недавно Царькова, словно заново родившаяся, пошла на выздоровление и не нуждалась ни в чьей помощи. Теперь всё возвратилось на круги своя, а пройдёт ещё месяц, и она, как и прежде, будет лежать пластом, не в состоянии обойтись без посторонней помощи. Её помощи.

«Но где она будет лежать через месяц? Наверное, уже не здесь, а в каком-нибудь доме для престарелых, куда мне вход будет заказан. И тогда что я буду делать? Сидеть дома в своей квартире у телевизора? Нет, я привыкла работать… Может, найти другого старика? Лучше мужчину. Старенького или не очень. Если шустрый, так ещё и сама прежде него окочуриться смогу. Нет, нужен такой, чтобы поработать и поухаживать за ним по договору ренты. Чтобы болячек побольше было. Надо карту его медицинскую сперва посмотреть. Чтобы оставалось ему недолго… Буду потихоньку за ним песок подметать… Так и с этой барыней. Проваландалась, а нужно было заключить договор о уходе и сразу оформить квартиру на себя. И ничего всего этого не произошло бы».

Еще немного поохав и пожалев себя, Митрофановна вспомнила о сыне, которому сегодня нужно идти на работу в вечернюю смену. Обеспокоенная его состоянием, она спешно покинула Царькову и побежала домой. Андрея она застала читающим роман Дюма «Граф Монте-Кристо».

Нужняк безусловно радовалась тому, что сын стал вести трезвый образ жизни, но в последние дни она начала замечать, что Андрейка стал замкнутым, почти перестал с ней разговаривать, а если и обращался к матери, то только о самом необходимом в быту. Но ещё хуже стало после ареста квартирной мошенницы. Сын и вовсе стал нелюдим, перестал выходить на улицу и всё своё время проводил за чтением книг и за своим старым компьютером, сидя в Интернете. Книги все были исключительно уголовной тематики. Даже сейчас Андрей перечитывал эпизод знаменитого побега узника замка Иф…