Анна Данилова: Прекрасный возраст, чтобы умереть

Глафира, слушая Валенштайма, покрылась мурашками. Ведь это ее, получается, убили, раз он говорит о ней в прошедшем времени. И как это город проморгал такой талантище?! Кто посмел ее убить?!

– За эти три года ее жизнь изменилась. Она вышла замуж за моего брата, Фридриха, не менее талантливого человека, архитектора. Он был совсем молодой, когда… Словом, два года тому назад он погиб в катастрофе, и тогда Валя, тяжело переживавшая его смерть, решила вернуться на родину, сменить обстановку. Уж чего я ей только не предлагал, как ни убеждал ее остаться у нас, но только не возвращаться в Россию, тем более что она стала наследницей огромного дома Фридриха… Но она меня не слушала. Мы с ней были друзья, раньше она прислушивалась к моему мнению, ценила его, а тут уперлась – нет, и все! Я сказал ей, ладно, возвращайся, но знай, что я тебя тут буду ждать. И я на самом деле верил, что спустя какое-то время ей снова захочется вернуться в Морицбург. Тем более что она успела полюбить этот город. Вы не представляете, как там красиво! А такие люди, как Валя, умеют ценить красоту.

Понятное дело, что она вернулась в Россию богатой молодой женщиной. Она купила себе квартиру, еще одну мастерскую и продолжала работать. Я ей помогал с заказами, правда, клиентами ее были в основном москвичи, мои друзья-музыканты и их друзья, родственники. Она отливала для них скульптуры, которыми они потом украшали, правда, не свои сады, а жилища… Кроме этого, она делала бюсты известных людей, сами понимаете, это тоже работа… Я понимал, что время залечит ее душевные раны, и в ее жизни непременно появится мужчина. И он появился. Алик. Я так понял, что это ее первая любовь.

– Алик?

– Альберт Гинер. Бизнесмен, он торгует испанской мебелью в России, живет в вашем городе. Валя знакомила нас, когда я приезжал сюда с гастролями. Очень приятный человек. Мягкий, добрый, обожает… любил Валю.

Органист вздохнул.

– Двенадцатого октября Валентина с Альбертом отправились на озеро, на пикник. Было холодно, как я понимаю, все-таки октябрь, осень. Вода холодная… И вот в какой-то момент она исчезла из поля зрения Алика. А потом ее нашли в воде, в камышах, уже мертвую. Одетую, понимаете? На шее обнаружили следы чьих-то рук. Ее удушили, а потом утопили. В убийстве обвинили Алика. Ведь это его следы были на берегу, в грязи…

Я пришел к вам, Елизавета Сергеевна, чтобы вы помогли освободить Алика. Я уверен, что он ни в чем не виноват. Думаю, что после смерти Вали он находился в таком состоянии, что ему было уже все равно, что с ним будет дальше. Не исключаю, что он подписал все документы, в смысле признался в убийстве, потому что был не в себе. Возможно даже, что он сам захотел в тюрьму… Точных сведений у меня нет. Я еще ни у кого не был, я приехал сюда, встретился с профессором консерватории Шишкиным, это пианист, мы с ним друзья…

– Я знаю Шишкина, я защищала его сына, – сказала Лиза. – Он попал в одну нехорошую историю, но там, слава богу, все обошлось….

– Это он дал мне вашу визитку и сказал, что только вы можете мне помочь восстановить справедливость и найти настоящего убийцу Валентины. Я готов заплатить любые деньги, только соглашайтесь.

– Хорошо, господин Валенштайм… – пробормотала потрясенная историей Лиза. – Глаша, подготовь, пожалуйста, договор…

– Ты одна?

– Одна, заходи. – Наташа впустила Ольгу и заперла дверь. – Мой ушел на работу, все проспал, даже не позавтракал… Как хорошо, что ты пришла, сейчас вместе поедим, выпьем кофейку, покурим, пока Саши нет…

Наташа Дорофеева, двадцатипятилетняя молодая женщина, кареглазая шатенка с длинными, по пояс, волосами, была в желтых пижамных штанах и черном свитере. Полчаса тому назад ей позвонила ее близкая подруга, Оля Селиверстова, сказала, что хочет встретиться.

Оля, кудрявая блондинка, сняла с себя синий длинный плащ и осталась в джинсах и теплой кофте розового цвета.

– Ух ты, как классно, что ты одна… Знаешь, так захотелось с тобой встретиться, поговорить… До сих пор не могу привыкнуть к тому, что ты замужем, хотя вы уже давно вместе… Да и что муж у тебя – именно Саша. Для меня лично он, конечно, не Саша, а Александр Николаевич, мой преподаватель английского. Но ты ведь его жена, понятное дело, что в постели ты не можешь называть его по имени-отчеству.

– Какая красивая у тебя кофточка, – Наташа пропустила эти слова мимо ушей. Она давно уже привыкла к Оле, для которой такие понятия, как такт и деликатность, просто не существовали. Немного глуповатая, бесцеремонная, грубоватая. Но что-то в ней было, что притягивало к ней людей, которые были готовы ей многое простить. Может, ее прямота? Обостренное чувство справедливости?