Марина Юденич - Игры марионеток

Кто играет такими дорогими куклами?

Вот в чем вопрос?

Уединение затянулось.

Секретарь, наконец, решилась его нарушить.

Елена Павловна, пришел ответ издательства.

Новость была долгожданной.

Год назад солидное московское издательство вместе с Международным институтом практической психологии объявило конкурс.

Ученым и практикующим психологам предлагалось написать солидную монографию по проблемам современной психотерапии.

Победившую работу издательство бралось опубликовать в России, а институт — перевести на другие языки и обеспечить публикацию в разных странах.

Перспективы для автора открывались самые блестящие.

Помимо солидного гонорара, разумеется.

В борьбу вступили многие известные и очень известные в профессиональном мире персоны.

Елена Павловна Корсакова оказалась в их числе.

Настало время подведения итогов.

Лена распечатала конверт.

Победителем конкурса стал человек, хорошо ей известный.

Нельзя сказать, что он был плохим специалистом, но все же известие, о его победе вызвало у Лены всплеск ревнивой обиды.

Олег Неведомский был личностью довольно яркой, но было в этой яркости нечто лубочное.

Не стиль — а стилизация.

Не речь — а публичное выступление.

С обязательной установкой — непременно публике понравиться.

Потому говорил и писал всегда только то, что аудитория хотела услышать.

Впрочем, справедливости ради следует заметить — почти всегда угадывал верно.

Ошибался редко.

Он вообще, большую часть жизненной энергии тратил не на то, чтобы быть, а исключительно — казаться.

Сам придумывал про себя легенды, распускал слухи, пускался во все тяжкие, ради дружбы с нужными журналистами, легко разбалтывал профессиональные секреты, выдавал тайны.

Чужие, разумеется.

«Теперь поедет по миру. И так же станет лукавить, позерствовать, завираться… — подумала Лена — Но — что ж поделать?! Выбрали его. Значит, было за что! А вот завидовать стыдно. Так-то, матушка!»

Письмо благополучно отправилось в корзину.

А обида осталась.

Настроение с утра было отвратительным.

В правительственную резиденцию, где обитала Елена Владимировна Горина, он приехал с опозданием на двадцать минут.

Съемочная группа нерешительно топталась в холле, и он, не сдержавшись, дал волю эмоциям, обозвав людей овечьим стадом.

Дебилами, не способными шагу ступить без начальственного пинка.

Пресс— секретарь встретил их у лифта.

Высоченный, тощий парень, напуганный и заносчивый одновременно — классический образ чиновника от журналистики.

— Вы опоздали — сердито начал он, вместо приветствия.

— И что теперь? — Сергей немедленно ощетинился в ответ.

Статус одного из руководителей канала позволял игнорировать неудовольствие пресс— секретаря.

К тому же это было еще неизвестно, кто кому, собственно, оказывает честь?

Горина — ему, тем, что согласилась на интервью.

Или он — Гориной, тем, что соизволил приехать лично. Последнее время герои его программ, по большей части, сами приезжали в студию.

Чиновник, надо полагать, понимал это не хуже него.

Ввязываться в спор он не стал.

Просто насупился.

И угрюмо молчал.

Просторный кабинет Гориной на некоторое время отдан был в их распоряжение.

Группа подключала аппаратуру, выставляла свет.

Симонов застыл у окна, будто бы разглядывая живописные окрестности.

На самом деле, окрестностей он не замечал.

И ничего не замечал.

В голове было пусто и гулко, как в студийном павильоне после съемок.

Внезапно подумал:

О чем, собственно, говорить с ней сейчас?!

Пресс — секретарь— тут — как — тут — словно подслушал мысль:

— Вы так и не прислали вопросы.

— Елена Владимировна не просила никаких вопросов.

— Но я потом звонил и просил…. А вы обещали…. О чем вот теперь будете говорить?

— А, что Бог на душу пошлет, о том и будем! Верно, Сергей Александрович? — Горина появилась на пороге неожиданно.

Свежая.

Подтянутая.

Улыбчивая.

Строгий костюм.

Ни косметики, ни украшений.

Но бездна обаяния и женственности.

— Умеет, черт возьми, себя подать! — восхищенно подумал Симонов, забыв на секунду о дурном расположении духа и собственных неразрешимых проблемах.

— Простите, я опоздала.

— А нам сказали, что это мы опоздали….

— Правда? Ну, так просите у меня прощения. Это будет справедливо, тем более что я уже извинилась.