Татьяна Устинова - Отель последней надежды

— Это моя жена, — сказал бывший оперуполномоченный.

Почему-то он так их и не знакомил, и Катя Вавилова, будучи девушкой умной, понимала, что это неспроста.

Беловолосая вдруг как-то мигом сдала лицом, словно завяла, и даже отступила немного.

— А это мой муж, — собравшись с духом, провозгласила она. — Папочка, иди, я тебя познакомлю!

«Папочка», который как раз проплывал мимо, даже не взглянул в их сторону, только пырнул носом и украсил свою тарелку куском арбуза.

Беловолосая махнула рукой:

— Он сегодня не в духе. У него большие дела, и он не всегда…

— Максим Петрович, вас спрашивают ваши родители.

— Извини нас. — Максим подхватил под руку Катю Вавилову и повернулся, чтобы идти с ней, но беловолосая пристроилась рядом. Ее боров был уже далеко впереди, у самого выхода из зала.

— Когда ты женился? — спросила она самым обыкновенным голосом самой обыкновенной женщины, сделавшей не правильный выбор и вдруг осознавшей это.

Ни серебра, ни меда, ни журчания ручейка не было в этом голосе, только безмерная усталость.

— Сегодня.

— Поздравляю.

— Да. Спасибо.

— Ей повезло, ты хороший мужик. И по дорогим ресторанам стал ходить!..

— Я всегда по ним ходил.

Подлетел метрдотель, заранее округлив глаза:

— Максим Петрович, ваши родители желают вручить цветы лично вашей супруге и в зал не проходят…

— Цветы в зал не проходят? — осведомился Максим Вавилов. — Это похоже на моих родителей.

У высоких двустворчатых дверей, увитых золочеными гирляндами виноградных листьев, происходило нечто.

Небольшая толпа официантов в смокингах стояла, вытянувшись во фрунт, и еще какие-то люди вносили корзину цветов, увидев которую Максим Вавилов сказал:

— Ого!

Мать улыбалась и что-то говорила хозяину ресторана, который вышел встретить гостей, давешний неразговорчивый боров, собрав красную лысину складками, подобострастно тряс отцу руку. Отец милостиво выносил рукопожатие, и у него было немного насмешливое лицо.

Максим остановился, чуть-чуть не дойдя до них.

Про борова и ту, которую когда-то звали Катей, он начисто забыл.

Отец отвернулся от борова и посмотрел на сына. Секунду ничего не происходило, а потом они шагнули друг другу навстречу.

Они оказались поразительно похожи, и Катя Вавилова, тихонько улыбаясь, вдруг подумала, что теперь знает, как ее муж будет выглядеть через тридцать лет.

— Привет, — сказал Максим. — Папа, это моя жена Катя.

— Катя! — громко и весело воскликнул отец. — А где-то тут моя жена Таня! Тань, ты где?! Родная мать вашего супруга, Катенька!

Боров сладко улыбался, кланялся и все совался к отцу, пока тот досадливо не отстранил его рукой.

— Познакомьтесь, мой сын Максим, — так же громко, на весь зал, провозгласил он. — Максим работает со мной. По всем вопросам теперь к нему, к нему, а нам, старикам, и на покой пора!..

И, отпустив совершенно борова, он по-гусарски подхватил с одной стороны Катю Вавилову, с другой собственную жену, провожаемый батальоном официантов, метрдотелем, хозяином и корзиной цветов, которую тащили четверо, повлек их за собой, к другим высоким двустворчатым дверям, которые стали как бы сами по себе открываться перед ним. Свита двигалась следом, а он еще что-то успевал нашептывать своим дамам, а Катю потрепал по щечке, и, когда он вдруг оглянулся на сына, Максим увидел его смеющиеся глаза.

— Надежда! — закричала Лидочка и замахала рукой. — Беги, девочка, там Наумова совсем зашивается, дура такая! Опять она китайский язык не выучила, хотя я ей говорила, сто раз говорила — учи китайский!

— Сейчас, Лидочка. В четыреста восемнадцатом горничная унитаз разбила, представляете?

— Как разбила? — поразилась Лидочка. — Она из него пила и уронила?

— Она на него залезла, чтобы пыль протереть за зеркалом, а он треснул! Нам туда людей селить, а унитаз разбился.

— Поставь горшок, — посоветовала Лидочка. — И давай, давай быстрей на ресепшен!

Надежда побежала в сторону главного входа, но остановилась и оглянулась.

— Лидочка, вы не знаете, зачем управляющий совещание собирает?

— Знаю, но не скажу, — ответила Лидочка загадочно и махнула рукой, чтобы Надежда бежала быстрее.

Она добежала до центрального холла и ринулась к стойке портье, возле которой не было никаких китайцев. Тани Наумовой тоже не было видно, и вообще никого из портье, хотя был вечер пятницы, самый разгар веселья — именно вечером в пятницу собиралось особенно много народу.