Исай Калашников - Повести

Зыков боится что-либо проглядеть, упустить. Истина одна, а дорог к ней бесчисленное множество. И он хочет двигаться к истине сразу по нескольким направлениям. Что ж, это не лишено смысла.

— Чем же, конкретно, вам, Зыков, не понравилась Дрицина?

— Она понравилась, мы с ней кофе пили, — вздохнул Зыков. — Замечательный кофе. — Почмокал полными губами. — Хорошо поговорили. Но что-то, какое-то несоответствие все время улавливалось. Будто думает одно, а говорит другое.

— Она же женщина, Зыков! Некоторые из них обладают особенностью — думать одно, говорить другое, делать третье.

— А я и мужчин встречал с такой же точно особенностью, — сказал Зыков.

— Все? — спросил Алексей Антонович и на новом листке бумаги стал составлять другой список.

Выглядел этот список следующим образом:

1. Василий Сергеевич Дымов — шофер, к Минькову относился с неприязнью. В момент убийства находился за селом в кабине якобы заглохшего лесовоза.

2. Семен Матвеевич Григорьев — охотник, не однажды называл Минькова «таежным царьком», грозил найти на него управу. В момент убийства был якобы в шалаше на реке, где охотился на уток.

3. Ефим Константинович Савельев — лесовальщик, в нетрезвом виде не однажды похвалялся расправиться с Миньковым. В момент убийства находился в непосредственной близости, якобы курил в сенях.

4. Виктор Николаевич Сысоев — инженер, когда-то был близок с В. М. Миньковой. Приехал в поселок с неизвестной целью, требовал от В. М. Миньковой, чтобы она пришла на свидание. Где был в момент убийства, не установлено.

5. Клавдия Федоровна Дрицина — продавщица, была неравнодушна к Минькову, что могло натолкнуть на мысль устранить соперницу, т. е. жену Минькова. В момент убийства якобы была дома.

Прочел список вслух и сказал:

— Объем работы, как видите, не так уж и велик. Но работа требует сугубого внимания и большой тщательности. Главное сейчас — не разбрасываться, не кидаться из стороны в сторону. Силы распределим так. Я беру на себя Сысоева. На вашей совести все остальные. — Спросил у Зыкова: — Вы согласны? — Тот молча кивнул, и он поднялся. — На сегодня все. Идем в гостиницу. Отдыхайте.

— А вы? — спросил Баторов.

— Я поеду домой. Организую поиски Сысоева.

— Вам лучше передохнуть, — сказал Зыков. — Машину вести трудно будет.

— Машину я не поведу. Поведет Володя. Он сейчас что-то там подтягивает.

— Он приехал? Ну молодец! Я так и знал — прибежит. Не любит доверять машину. Вот собственник! — Зыков засмеялся, встал, раскинул руки. — Ох, и дреману же я сейчас!

Переступив порог гостиницы, Миша Баторов оторопело остановился. В дверном проеме «женской» половины, будто в портретной раме, стояла Соня Дарова. В темно-вишневом брючном костюме, с тяжелым узлом волос на затылке, слегка оттягивающим ее голову назад, нездешняя, далекая от всего того, чем жил последние сутки Миша, она стояла и надменно смотрела на него сквозь квадратные стекла очков.

— Ага, беглец, попался! — шагнула к Зыкову и Алексею Антоновичу. — Послушайте, товарищи, как это называется — приглашает в гости, а сам двери на замок — и подальше, подальше! У вас в милиции все такие?

Алексей Антонович холодновато оглядел ее.

— Извините, а вы кто такая?

Это Соню не смутило. Она протянула тонкую руку с янтарным браслетом на запястье.

— Дарова. Из газеты.

— А-а, пресса. Что ж, пресса — это хорошо. — Он пожал Соне руку, довольно любезно улыбнулся: — Будет неплохо, если и нашу работу осветите. Маловато, по правде говоря, пишут о нашей работе.

Зыков толкнул Мишу в бок, шепнул:

— Смотри, отобьет.

Из кухни в коридор, где они столпились, выплыла Агафья Платоновна. Со скрытой робостью поглядела на Алексея Антоновича, спросила:

— Чай пить будете?

Вскинув руку к часам, Алексей Антонович сказал:

— Что ж, стакан чаю выпить не мешает.

Пришел Володя, доложил, что машина в порядке, можно трогаться в путь. Играя ключами, спросил у Зыкова:

— Ну как вы тут, без меня?

— Без тебя у нас ничего не выходит, — огорченно развел руками Зыков.

Чай пили на кухне. Соня выложила на стол городские гостинцы — булочки, сыр, копченую колбасу, Агафья Платоновна открыла банку с грибами, нарезала крупными ломтями хлеба. Чай был отменный, черный, заваренный по-бурятски, с молоком, маслом и солью — он обжигал нутро, выжимал пот, снимал усталость. Все незаметно повеселели. Зыков мычал от удовольствия, благодарил Агафью Платоновну, а та стояла в стороне, пряча руки под передником, смущенно и опечаленно улыбалась. У Алексея Антоновича на лбу выступила легкая испарина, весь он как-то размяк, подобрел. Разговаривая с Соней Даровой, не забывал подливать ей чаю. Не забывал и развивать свою мысль о том, как важно в воспитательных целях шире освещать в прессе работу милиции. Миша не сомневался, что Алексей Антонович попросит Соню написать статью или очерк и сейчас подводит под просьбу соответствующую базу. Слабость к печатному слову, питаемая начальником, показалась Мише слегка неожиданной и чуточку забавной, но он был рад, что Соню тут сразу приняли за свою; подумал, что был совершенно неправ, когда считал, что ему будет плохо, если Соня появится здесь; оказывается, все обстоит совсем иначе, сейчас он чувствует себя гораздо лучше, душевная тягота стала менее ощутимой. Несколько раз он ловил на себе взгляд Сони, она, кажется, хотела что-то сказать, но Алексей Антонович не позволял ей отвлекаться. И все же она выбрала момент, спросила: