Исай Калашников - Повести

— Хорошо, — сказал Зыков. — Тут и дом, тут и работа.

— А мало хорошего. В праздничные дни, ночь ли полночь ли, стучат в окно — выручи. Кофе хотите?

— Ну что вы! И без того неудобно, что напросился, можно сказать, навязался в гости к вам.

— Ничего особенного… У меня экспресс-кофейник, мигом сварю. — Она налила воды в никелированный цилиндр, толкнула штепсель в розетку. — Вы пока ружье посмотрите. Оно за диваном лежит.

Ружье оказалось маленькой, почти игрушечной одностволкой. Не штучное, массового производства. Дробовое, калибр тридцать два. Такие называют мухобойками. Открыл ствол, посмотрел на свет. Канал был серым от пыли. К нему давно никто не прикасался.

— Ну, и как мое ружье? — спросила Клава.

— Самое подходящее для женщины ружье. Легче перышка. Только вот содержать его надо бы поаккуратнее. Проржавеет, пропадет.

— А оно мне ни к чему. Вот и кофе готов. Садитесь к столу.

Вечером, как заранее было условлено, все собрались в сельсовете. Печку на этот раз не топили. Баторов оседлал стул, навалился грудью на спинку. Курил сигарету. Без того смуглое лицо от солнца или усталости совсем почернело, кудри на голове как-то поосели. Его доклад был предельно кратким.

— Не нашел.

Зато Зыков говорил долго, так долго, что Алексей Антонович с трудом слушал и следил за его не всегда ясными мыслями. Зыков насобирал целый короб различных сведений, и часто требовалось незаурядное воображение, чтобы установить хоть какую-то связь этих сведений с делом. Под конец Алексей Антонович отвлекся, углубился в свои мысли. Вчерашний план, который ему так нравился логической стройностью, в связи с появлением на сцене Виктора Сысоева существенно менялся. Строго говоря, он отпадал. Следовало как можно скорее найти Сысоева. Может быть, всем выехать в район? Однако стопроцентной уверенности в том, что Сысоев является убийцей, нет. Это во-первых. План, предложенный лично им вчера, отменять, не осуществив и половины, вряд ли стоит — кто знает, как все обернется… Это во-вторых. А в-третьих, ему очень хочется самому, без посредничества Зыкова, раскрыть и обезвредить преступника. Он имеет на это право. И он это сделает.

Решение почти созрело, и он вновь стал внимательнее слушать Зыкова.

Поторопил его:

— Короче, Зыков, короче.

— Я, собственно, кончил.

— Прежде всего подобьем итоги. Мы работаем почти сутки. Что удалось выявить? В разное время егерем Степаном Миньковым за браконьерство было подведено под наказание двенадцать человек. Пятеро из них — леспромхозовские — давно здесь не живут. Еще два человека в отъезде, один на курорте, другой гостит у брата в Баргузине. Один болен, лежит в постели. Из двенадцати интерес представляют четверо.

На листке бумаги Алексей Антонович написал:

1. Василий Сергеевич Дымов — шофер леспромхоза.

2. Семен Матвеевич Григорьев — штатный охотник госпромхоза.

3. Ефим Константинович Савельев — лесовальщик леспромхоза.

4. Куприян Гаврилович Садин — пенсионер, бывший штатный охотник госпромхоза.

Спросил:

— Есть добавления? Баторов! Ваша пассивность мне не очень понятна и не очень нравится. Вы еще на службе. На службе, говорю!

— Я это знаю. — Баторов выпрямился, бросил сигарету. — Я со всем согласен… Только вот Куприян Гаврилович… Когда убили Минькову, он сидел за столом у Константина Данилыча. В этом списке он значится напрасно.

Кое-что Баторов, оказывается, уловил-таки. И, смягчаясь, Алексей Антонович пояснил:

— Это список оштрафованных. Нам предстоит составить другой — подозреваемых. И в этот второй список твой Куприян Гаврилович не попадает. Я его только что опросил. На Минькова старик зол. Но в момент убийства, как ты только заметил, он находился в доме Константина Данилыча. Что касается первых трех, шофера Дымова, охотника Григорьева и сына Константина Данилыча, то их мы, разумеется, включаем в список подозреваемых. Дальше — Виктор Николаевич Сысоев. Есть у вас какие-либо предложения?

— Запишите Клавдию Федоровну Дрицину, продавщицу, — сказал Зыков.

— Вы же только что говорили: ее ружье забито пылью.

— Может быть и другое ружье. И вообще… Медэксперты не смогли определить, из гладкоствольного или нарезного ружья была убита Минькова. С этим у вас мороки еще будет. А Дрицину все-таки запишите.

— Записать — запишу. Но честно скажу — не убежден, что женщина может решиться на такое. Не убежден.

— Я и сам не убежден, — сказал Зыков. — Но проверить нужно. Лучше сделать лишнюю работу и лишний раз ошибиться тут, чем допустить, чтобы преступник проскользнул меж пальцев или, того хуже, остался в стороне.