Сергей Бакшеев - Зеркальная месть

Генерала-полковника Сереброва не удовлетворил неуверенный доклад снайпера, и он крикнул в рацию:

— Ты снял ее или нет?

— Точно не знаю. Упали оба. — Снайпер пытался разглядеть сквозь прицел последствия своего выстрела.

— Что значит оба?

— Женщина и напавший на нее мужчина.

— Наш боец?

— Нет, он старше. Волосы с проседью, без каски, но в бронежилете.

«Рысев», — понял Серебров.

Дополнительные вопросы снайперу генерал-полковник задать не успел, так как в кармане сработал телефон, по которому требовалось отвечать незамедлительно.

— Глаза разуй и разберись! — крикнул Серебров в рацию и отключил связь.

Рацию он держал в левой руке, а правая уже извлекла телефон. Звонил главный «объект» его охраны. Генерал-полковник сел в пустой джип и ответил:

— Слушаю.

Рывками возвращаются ощущения. Они ужасны. Меня придавливает тяжелая темнота. Голова раскалывается, дышать невозможно. Губы в чем-то липком и шершавом. Я разлепляю веки. Перед глазами сплюснутый кончик носа в черной грязи. Это мой собственный нос, прижатый к бетонной плите! Язык чувствует вкус. Липкая грязь оказывается кровью. Кровь пузырится в носу, стекает с затылка по подбородку и расплывается под щекой.

Воспоминания пробиваются сквозь вязкий туман головной боли.

Я у окна и только что сделала что-то важное. Последнее, что я помню, выстрел из чужой снайперской винтовки и мое падение. Я пробую пошевелиться, тело не слушается. Теперь понятно, я тяжело ранена. Наверное, перебита шея.

Черт подери, это худшее, что могло случиться! Уж лучше, пуля в голову — и быстрый конец!

Стоп! Кровь стекает по ушной раковине, а не по шее. Это означает ранение в голову. Но пуля из СВД прикончила бы меня на месте. Что со мной произошло?

От легкого покалывания в пальцах дергается прижатая к телу рука. Я не должна ее чувствовать. Или позвоночник тоже не задет!

И тут память возвращает мне последние шесть секунд прежней жизни. Если я всё сделала правильно, то…

Адреналин будоражащего возбуждения утраивает мои силы. Я упираюсь рукой в пол и сваливаю мертвую тяжесть со спины. Отползаю в сторону и пытаюсь подняться.

Мое тело слушается меня. Я встаю, вытираю лицо и голову. На губах кровь из разбитого носа, а на затылке чужая грязная кровавая каша. Теперь следует убедиться в том, о чем я догадываюсь. Я оборачиваюсь и смотрю вниз.

— Витя, ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил Президент.

За долгие годы службы рядом с «объектом» Виктор Кузьмич Серебров научился угадывать его настроение по малейшим нюансам интонации. Сейчас Серебров понял, что Президент знает о шумихе рядом с резиденцией. Генерал-полковник еще сам не понимал суть происходящего и планировал лично изложить Президенту все обстоятельства после завершения операции. Однако, раз прозвучал вопрос, скрывать что-либо не имело смысла.

— Нам поступила информация о женщине-снайпере. Она подъехала к резиденции на угнанном у телевизионщиков микроавтобусе.

— От кого поступила информация?

— От генерал-лейтенанта ФСБ Рысева.

— Микроавтобус с передающей аппаратурой?

— Судя по тарелке на крыше, да.

Президент с пониманием посмотрел на экран телевизора, где только что закончилось несанкционированная видеозапись.

— Что с женщиной?

— Спецназ загнал ее в строящееся здание. Она отстреливается. Мы принимаем меры по ликвидации, стараемся работать тихо.

— Потери у нас есть?

Серебров уже получил подтверждение, что жизни командира спецназа ничего не угрожает, и пострадал он не от снайперши.

— От нее только легкие ранения. Такое впечатление, что она отпугивает наших и затягивает время.

«Я даже знаю, ради чего», — убедился Президент, а вслух спросил:

— А где сейчас Рысев?

— Пошел с группой захвата. Сам вызвался.

— Сам, говоришь.

Президент задумался. Он давно пришел к выводу, что простых однозначных решений на его посту не бывает. Часто приходится принимать непопулярные меры, ущемляющие интересы отдельных групп или раздражающие зарубежных партнеров. Невозможно быть хорошим для всех: для рабочих и олигархов; для студентов и военных, для молодых мам и пенсионеров. Каждый должен был чем-то поступиться ради общих интересов страны.

Порой его обвиняли в жестокости, а порой в мягкотелости. Казнить и миловать требовали разные группы общества по одному и тому же вопросу. А сколько горлопанов были убежденны в том, что справятся с его обязанностями намного лучше его, и Президент только тем и занят, чтобы не пустить их на политический Олимп.