Взяв книгу, я последний раз взглянул на советника доктора Клеффера и ушел"…
Пожалуй, это была одна из самых полезных информаций, полученных Левиным от Анерта. В ней имелась ссылка на конкретный документ, на книгу. Фамилия автора – В. Агафонов – была Левину незнакома, хотя он знал имена и работы многих известных следователей-криминалистов двадцатых годов. Имя В. Агафонова скорее всего предали забвению однажды и навсегда по одной причине: он эмигрировал в Германию. Этого по тем временам было достаточно. Книгу, понимал Левин, искать в частных библиотеках своих коллег, пожалуй, бессмысленно. От криминалистов своего поколения, имей они ее, он хоть однажды бы да услышал фамилию автора. Скорее всего она может быть в двух библиотеках: университетской или Академии наук. Если она там есть, то, вероятней всего, в спецфондах. Сейчас попасть туда уже не проблема. А Анерта надо попросить поискать в бумагах его дяди письмо Клеффера, которое должно было быть вскрыто после его смерти, либо содержание письма в дневниковых записях за вторую половину 1928 года.
И Левин принялся печатать письмо в Мюнхен…
Ломбард наконец открылся. С силой толкнув тяжелые застекленные металлические двери, Михальченко вошел. В правом углу узкого темноватого помещения находилась конторка, за которой сидела пожилая худощавая женщина с хорошо уложенными и в меру подкрашенными светлыми волосами. Она подняла на него глаза.
– Вы заведующая? – поздоровавшись, коротко спросил Михальченко.
– Я. В чем дело?
– Вам звонил Якимович из Ленинского райотдела милиции? – сблефовал Михальченко.
– Нет.
– Моя фамилия Михальченко, – он достал красную книжечку удостоверения, махнул ею и тут же сунул в карман. – После семнадцатого апреля вам был сдан мужской плащ, пятидесятый размер. Темно-синий, импортный, на меховой подстежке. Она крепится на "молнии". От вас он был анонимно передан в комиссионный номер двенадцать. Мне необходимо знать: кем он был сдан и какого числа точно. Когда вы сможете поднять документы? – он говорил с напором, не давая возможности перебить себя.
– Рыться надо долго, – спокойно ответила заведующая.
– Я зайду через час.
– Лучше после перерыва. В перерыв я и поищу.
– Хорошо. В три я буду, – он вышел, уверенный, что его деловитая настырность впечатлила.
Два с половиной часа он скоротал, съездив в финотдел за какими-то бланками и выстояв очередь в сберкассе, чтоб уплатить по счетам за телефонные переговоры.
Ровно в три Михальченко вошел в ломбард. Заведующая сидела на том же месте, словно и не поднималась с него с момента ухода Михальченко.
– Как наши дела? – спросил он, подходя к конторке.
– По-моему, я нашла то, что вы просили. Восемнадцатого апреля такой плащ был сдан гражданкой Лынник. Вот данные по ее паспорту, – заведующая протянула листок бумаги.
"Лынник Ольга Викторовна, проживает по ул. Шевченко, 17, кв. 8", прочитал Михальченко.
– Почему же она не выкупила плащ своевременно? – спросил он.
– Вот этого я уже не знаю. Срок прошел, и мы его сдали для реализации через комиссионный.
– Сколько же она за него у вас получила?
– По минимуму, – и назвала цену.
– "Странно, – подумал Михальченко. – Новый импортный плащ! По нынешним ценам на барахолке и у фарцовщиков такой втрое дороже".
– Что еще? – спросила заведующая.
– Все! Спасибо! – Михальченко схватил бумажку так, словно заведующая могла передумать. – Все в порядке, – повеселел он. – Задал я вам хлопот!
Она равнодушно пожала плечами, ей было наплевать на реакцию этого здоровенного детины, внезапно перешедшего от нагловатого тона к благодарно-любезному.
Попрощавшись, он вышел, уселся в машину:
– Стасик, домой! Везем подарок Ефиму Захаровичу!
Но Левина в бюро Михальченко не застал.
"Сейчас мы установим возраст Ольги Викторовны Лынник и все остальное, – сказал он себе и взялся за телефонную трубку. – Хотя спрашивать о возрасте женщины неприлично, но в данном случае мы ведь не у нее будем спрашивать, а? Потом попросим участкового дополнить нам портрет Ольги Викторовны". – Он позвонил в справочное бюро УВД.
Через полчаса он уже знал, что Ольга Викторовна Лынник, 1962 года рождения, замужем, работает барменшей в гриль-баре "Голубой день". Михальченко отправился туда. Он помнил этот гриль-бар в пятнадцати километрах от города, в зоне отдыха в старом сосновом бору с прудами, когда в субботу и воскресенье горожане ездили отдыхать автобусами и электричками – в эти дни въезд в зону отдыха частному автотранспорту был запрещен. В бору располагалось несколько пионерских лагерей, реабилитационное отделение для перенесших инфаркт. Заведение общепита "Голубой день", сооруженное из сборных древесно-стружечных плит, работало только летом. Сегодня, в будни, сюда можно было ехать машиной.
Читать дальше