– Колядко слушает.
– Здравствуйте, Амвросий Илларионович. С вами говорят из сыскного бюро "След". Левин моя фамилия. Вы, пожалуй, единственный, кто может нам помочь в одном деле. Не откажите в любезности.
– Я хвораю. Ноги больные. Ежели вам уж так нужно, прибывайте ко мне.
– Хорошо, с вашего разрешения я через пятнадцать-двадцать минут буду. Улица Чапаева двенадцать, квартира шесть. Правильно?
– Ну да. Езжайте.
– Уже еду, – Левин подмигнул сам себе и повесил трубку…
– Заводи, Стасик. Гулять так гулять. Улица Чапаева, двенадцать, сказал он шоферу.
– Поедем через Артема, – согласился Левин, хотя ему было безразлично, как поедет Стасик, поскольку его занимала радостная мысль, что день начал складываться с маленьких удач: кадровик с завода попался любезный, на заводе оказался стенд с фотографией, подписью, сохранился алфавитный справочник, где имелся адрес и телефон Колядко, – и – главное – сохранился сам Колядко, которому, как высчитал Левин, шел семьдесят третий год. С завода Колядко ушел одиннадцать лет назад. За это время он мог поменять квартиру или уехать в другой город, просто умереть, наконец, мог только что по телефону послать Левина ко всем чертям…
Дверь открыла маленькая толстая женщина лет шестидесяти в домашнем фланелевом халате до пят, с кудрявыми черными крашенными до лилового отлива волосами.
– Входите! – как бы рыкнула она.
Левин сразу узнал этот голос.
– Амврося, к тебе пришли!.. Он у себя в кресле. Ноги не держат. Пить надо было меньше, – сообщила она Левину, утицей шествуя перед ним по длинному коридору. Возле входа в кухню она остановилась. – Дверь налево в его комнату. Да нет! Куда вы идете? Это в туалетную. Следующая…
Колядко сидел в кресле, сдвинув очки на нос и глядя поверх них на вошедшего Левина. На коленях у него лежала газета. У распухших ног стояли суконные тапочки с отрезанными задниками, видимо отечные ступни не умещались в тапочки.
– Здравствуйте, Амвросий Илларионович, – поздоровался Левин. Извините за вторжение. Без необходимости не стал бы вас беспокоить.
– Садитесь вон в то кресло, – сипло сказал Колядко.
На кресле стоял телефонный аппарат с длинным шнуром. Левин снял аппарат, осторожно поставил на книжную полку и сел.
– Амвросий Илларионович, я работаю в частном сыскном агентстве. Вот мое удостоверение, – Левин полез в карман, но Колядко махнул рукой, мол, ни к чему это. – По просьбе одного зарубежного клиента мы разыскиваем следы его родственника. Он был военнопленным, сидел в Старорецком лагере и работал у вас на заводе. Фамилия его Кизе. Алоиз Кизе. Вы не помните такого?
– Их много у нас имелось, в разных цехах, всех не упомнить.
– Он работал у прораба, кажется в инструментальном цехе.
– Не помню.
– А кто был прорабом в 1947-1948 годах?
Колядко задумался. Левин следил за его как бы отупевшим оплывшим лицом, понимая, как тяжело вращаются в обратную сторону стершиеся жернова старческой, скованной склерозом памяти. Наконец тот просипел:
– Гутаров, вроде Павлом звали. Или Петром.
– А где он сейчас?
– Он недолго проработал. Кажется, после смерти Сталина уволился и куда-то уехал.
"Для него точка отсчета времени – смерть Сталина. Это никакой склероз не затуманит", – подумал Левин и спросил:
– А вы с какого года там работали?
– Я служил в конвойных войсках. В сорок шестом, летом, демобилизовался. С тех пор там и был на кадрах.
– Амвросий Илларионович, а не помните ли вы кладовщицу из инструментального цеха, Риту, Маргариту.
– Эту помню. Рита Марголина. Ушла с завода на пенсию. Сам ее оформлял.
– Давно ушла?
– Давно, почти разом со мной.
– А адреса или телефона у вас нет?
– Нет. На что мне ее адрес? Я сотни людей на пенсию провожал. Это сколько же мне адресов надо хранить, – он слабо пошевелил пальцами.
– Что ж, спасибо вам, Левин поднялся, понимая, что больше ничего тут не выловит. – До свидания.
– До свидания, – равнодушно ответил Колядко.
На улице Левин взглянул на часы. Было четверть третьего.
– "Что ж я имею в итоге? – подумал он. – Фамилию Риты, кладовщицы из инструментального цеха – Марголина. Дырка от бублика. Но не сжевало ли время сам бублик?" Он сел в машину.
– Куда теперь? – спросил Стасик.
– Домой, в контору. Обедать пора. Проголодался, небось?
– Не очень…
На письменном столе Левин нашел записку от Михальченко: "Не дождался, ушел в райфинотдел. Звонили с почты, на ваше имя есть какое-то заказное письмо".
Читать дальше