Войтек Стеклач - Современный чехословацкий детектив

Эта его слава отнюдь не была чрезмерной, но Анди целеустремленно распространял ее. Жаль, что его ни разу не осенила догадка, как одинок он в этих своих титанических усилиях. Арношт был невыносимо болтлив. Если кто и веселился в его обществе, то исключительно по адресу самого Анди. И вот он-то, обняв меня за плечи, исторгал рыдания, которые могли бы тронуть разве что пани Махачкову. Но никак не меня. И не Бубеничека.

— Их это потрясло, факт, — всхлипывал Анди, — факт, пани Махачкова.

Анди интуитивно почуял в пани Махачковой единственно возможный объект своих мелодраматических излияний.

— Вы о чем, пан Арношт?

— О том, что случилось с Зузаной, пани Махачкова… Они там бесновались, а после того, как я поставил «Аве Мария» с Черной, три минуты стояла тишина. Три минуты, факт.

— Это было очень благородно с вашей стороны, пан Арношт.

Анди великодушно махнул рукой:

— А знаете, что я им потом сказал?

Мы с Бубеничеком обменялись взглядами. Взгляд Бубеничека был даже мрачнее моего.

— Что, пан Арношт?

Глаза пани Махачковой наполнились влагой, впитанной из хранящейся за стойкой литературы.

— Слышишь, Честмир, — Анди выкатил глаза, — я сказал им: умолкло пенье соловья!

Лицо Бубеничека, этого тонко чувствующего вышибалы, искривила болезненная гримаса. А я в глубине души пожалел, что не обучен его ремеслу. Анди ничего, очевидно, не заметил и продолжал очаровывать барменшу:

— Все поняли намек, все!

— Еще бы, — не скрыл своего отвращения Бубеничек, — все читают «Подружку».

Диск-жокей Арношт, совершенно не осознавая, до какой степени раздражает он всех присутствующих, за исключением, может быть, пани Махачковой, выдержал драматическую паузу, а потом с приличествующим похоронным выражением лица обратился ко мне:

— Видел бы ты это, Честмир!

К несчастью, в зрителях у него состояли, если не считать пани Махачкову, только мы с Бубеничеком. Поэтому надежда на то, что Арношт оставит нас в покое, была ничтожной.

— Конечно, конечно, — хмуро сказал я.

— А тебя это, должно быть, свалило с ног, — горячо произнес Арношт. — Скажи?

— Да, Честик нам тут уже рассказал… — вмешалась в разговор пани Махачкова. — Страшное дело! Это была моя первая мысль… Он и Зузанка, как я их обоих любила!

Ах ты, змея подколодная, подумал я. Да первой твоей мыслью было нескрываемое разочарование, что меня не посадили…

— А уже известно, кто?… — бесцеремонно выпалил Арношт.

Я снова посмотрел на Бубеничека, и Бубеничек безразлично отвел глаза. Анди переводил взгляд с одного на другого. Потом до него дошло.

— Может, у вас был какой-то важный разговор, а я тут влез…

— Нет-нет, — быстро сказал Бубеничек, опережая меня.

— Да и что вообще не важно, — глубокомысленно бросил наш говорун. — По сути дела, важно все.

Мы могли бы беседовать так до изнеможения, если бы Анди не посмотрел на часы:

— Ну, я побежал. Нет, ребята, не то чтобы я с вами не хотел еще посидеть, но у меня свидание.

Арношт многозначительно подмигнул, и пани Махачкова шаловливо погрозила ему пальцем:

— Кто эта счастливая, пан Арношт? Может, я ее знаю?

— Девочки, — вздохнул Анди. — Да разве у меня есть на них время? У меня встреча с Томом Гертнером. Его вы наверняка знаете, пани Махачкова. Он редактор из «Подружки».

— Гертнер? — наморщила лоб пани Махачкова. — Такой маленький, худой?

Томаш Гертнер, редактор из «Подружки», мой одноклассник, был на полголовы выше Арношта.

— Да, — недовольно кивнул Анди, болезненно относящийся к своему росту.

— Его-то я знаю.

— Так я побежал, — попрощался Арношт.

— Мы еще увидимся, — со вздохом сказал Бубеничек.

— Ну, если получится, я попозже опять заскочу, — пообещал Арношт. Наши унылые лица, видимо, вызвали у него жалость. — Смотря по тому, как дело пойдет. Мы… — он вновь дал нам насладиться театральной паузой, — мы вместе пишем мюзикл!

— Помилуй вас бог, — горячо произнес я.

— Что, отбиваем у тебя хлеб? — осклабился Арношт и, поскольку сегодня вечером его просто распирало от избытка философских мыслей — хотя и в пределах его скромных возможностей, — нравоучительно заметил: — «Поделись с ближним, и воздастся тебе».

— Ступай, Анди, — сказал я ласково, — да гляди не переутомись.

— Конечно, — кивнул Анди, — все должно быть в меру. Ну, я побежал.

Я не знаю, как Анди понял мои слова, но он, безусловно, не уловил моей озабоченности его душевным равновесием.

— Идиот, — прокомментировал Вацлав Бубеничек уход диск-жокея.