Вот это и называется «индивидуальный образ объективной действительности». И было совершенно бесполезно говорить Зузане:
— Ты что, забыла, как раздражала нас эта дыра? Городок, где все заглядывают друг другу в тарелки и под кровать. Где можно желать только одного — бежать отсюда! Что мы все в конце концов и сделали.
Но Зузана об этом не помнила — или не хотела помнить. Да и в ее репертуаре, особенно в последний период, когда она стала целенаправленно добиваться трона и короны чешской поп-музыки, хватало клюквы в духе «Избушек под горами». Родные просторы были в моде.
— Нет, знаешь ты это либретто или не знаешь? — наседал Анди.
— Да говорю же тебе: немного, в общих чертах.
— Ну ладно, — милостиво заключил Анди. — А то я нарочно спросил. Чтобы Тома не подвести, понял?
— Нет.
— Боже мой, — с сочувствием вздохнул Анди, — а вдруг бы ты украл его идею?
— Да что ты, не украду, — пообещал я. Великодушие не позволило мне объяснить Анди, что, как говаривали предки, грешно обирать нищего, тем более когда это твой товарищ. И откуда только Зузанка взяла, что я не люблю людей!
— Уверен, это будет сенсация! — набрал новую порцию воздуха Анди. — Молодой певец, лауреат «Кокоржинского дрозда», едет, видишь ли, в Прагу. Сам он из деревни, но у них там есть ансамбль… Ребята, конечно, не профи…
— Не профи? — переспросил я.
— Ну, не профессионалы, — снисходительно пояснил малыш Анди. — Но группа что надо. И вот этот козел…
— Какой козел?
Любовь Анди к жаргонным словечкам меня несколько сбивала с толку.
— Ну, козел, который выиграл «Дрозда», ясно?
— Ага.
— В общем, он думает, что он звезда, второй Готт или, к примеру, Пилат. Понял?
Это я понял. Любой из жрецов поп-музыки с радостью заменил бы Маэстро. До сих пор я следил за полетом творческой мысли Анди без особого напряжения.
— Ну вот, — сказал Анди, — значит, этот идиот в Праге. Так, да?
— Тебе виднее, — заметил я. То, что козел превратился в идиота, от меня не ускользнуло.
— Само собой, — заявил Анди. — Думает, его там только и ждали.
— Да ну? — Меня разобрало любопытство. — А его, ясное дело, никто не ждал?
— Точно, — обрадовался, почуяв мой интерес, Анди, — в этом-то вся и штука!
— А потом он возвращается в родную деревню к своему комбайну, и каждое воскресенье эти лабухи играют на танцах… — предложил я приемлемую, на мой взгляд, развязку душераздирающего сюжета.
— К какому комбайну? — растерялся Анди. — Я что, сказал, что он комбайнер?
— В общем-то нет, просто…
Анди присвистнул.
— А я и забыл, что у этого типа должна быть профессия… Постой, может, сделать из него механизатора?
— Годится, ловкий ход.
— Но главное впереди, — ликовал Анди, — главное — интрига!
— Как, это еще не все? — притворно ужаснулся я. На самом деле бред диск-жокея меня искренне забавлял.
— Да что ты! В этой дыре, где он, стало быть, работал механизатором, у него была девица!
— Маруна, — предложил я, но в голове Анди созрела другая идея.
— Да не Маруна, а Итка. Эта его девица тоже пела с теми лабухами. А когда он дернул в Прагу…
— Кто, козел? — перебил я.
— Ну да, этот идиот, — продолжал Анди. — Их, как говорится, развела судьба, и вот Итка получает письмо от одной популярной певицы: перестань, мол, зариться на своего дружка, мы, мол, с ним собираемся пожениться. Потому как она знаменитая и этот тип тоже таким станет.
— Но ведь она, эта твоя знаменитость, не могла знать…
— Чего? — забеспокоился Анди.
— Прославится козел или нет.
— И не знала, — горячо начал объяснять Анди, — но ведь она в него втюрилась.
— Так что бы ей, при ее-то блате, не помочь ему? — поинтересовался я, злорадствуя, что Анди заблудился в дебрях собственного сюжета.
— Э-э, ты ее не знаешь, — глубокомысленно подмигнул Анди, — такая, между нами говоря, стерва!
— Кто? Маруна?… То есть нет… Итка?
— Да нет же, — сказал Анди, — я про певицу. Она представляла себе дело так, что этот тип пробьется сам.
— А когда он не пробился…
— Ну да, — закончил Анди, — она его бросила.
— Зараза, — подытожил я.
— Не говори, — согласился Анди.
— И чем же это все кончится?
— Что — все?
— Да эта история с козлом и Иткой, которой та зараза написала письмо.
. — Они поженятся, — восторженно объявил Анди, — Итка его простит.
— Обалдеть, — я был просто сражен, — ничего не скажешь, Анди, здорово закручено.
— Правда? — обрадовался диск-жокей. — Меня, понимаешь, тошнит от всяких там подделок под Шекспира и компанию.
Читать дальше