Роберт Синклер - Идеальное убийство

— Надеюсь, мы ими станем, — сказала Бетти. — Как идет следствие?

— Не могу вам ответить, — холодно произнес Бауэр, зыркнув на нее.

— Меня мало интересует ваше личное отношение. Я — единственная родственница, а вы, надо полагать, слуга народа.

— Я никому не слуга. И позвольте вот что вам сказать…

Конвей затесался между ними.

— Пожалуйста, прекратите. Бетти, сержанту нечего сказать вам, потому что он уже рассказал журналистам все, что считает нужным.

— Я читала газеты по пути из аэропорта. С чего они взяли, будто это сексуальный маньяк?

«Вот кто меня погубит, подумал Конвей. Не знаю, когда и как, но она доведет меня до газовой камеры».

— А кто еще? — спросил Бауэр.

— Глупый вопрос, — парировала Бетти. — В Лос-Анджелесе несколько миллионов жителей, и половина их — женщины. Если по городу бродит маньяк, вероятность нападения именно на Хелен — один к миллиону. Вы что, не могли найти более правдоподобную версию?

Конвея этот довод озадачил, но Бауэра — нет.

— Послушайте, — сказал он, — вероятность быть убитым молнией — один к десяти миллионам, но, если это случится, вы покойница, и никакая статистика вас не утешит. Правильно? Правильно. Ваша сестра мертва.

— Сводная сестра, — не преминула заметить Бетти. — Но, если после грозы вы найдете чей-то труп, это вовсе не будет означать, что человек убит молнией. Правильно? Правильно.

Бауэр открыл рот, чтобы возразить, но, по-видимому, передумал.

— Мне пора, — объявил он и, остановившись в дверях, обратился к Бетти: — Где мне вас найти, если вы мне понадобитесь?

— Кажется, вы хотите поговорить со мной? Естественно, здесь.

У Конвея вытянулась физиономия, сержант вытаращил глаза.

— Но вам нельзя оставаться здесь со мной, — сказал Конвей.

— Об этом мы поговорим потом, а пока позвольте мне принять ванну и переодеться.

— Я заеду позже, — ледяным тоном сообщил Бауэр.

Конвей закрыл за ним дверь и, взяв багаж Бетти, поднялся наверх. Бетти уже была в комнате Хелен.

— Мне хочется поговорить с вами, но я ужасно грязная. Отложим беседу.

Конвею тоже не терпелось поговорить с Бетти, выяснить, что у нее на уме, но он не знал, с чего начать. Может быть, пока она моется, он что-нибудь придумает.

Слушая плеск воды, Конвей искал ответы на многочисленные вопросы. Почему приехала Бетти? Вдруг Хелен написала ей? Неважно, знает ли Бетти хоть что-нибудь. Она может бросить тень сомнения на показания Конвея. Само ее присутствие уже порождает вопросы. А вдруг она приехала с какой-то своей целью? Шантаж?

Конвей начал понимать, что его «идеальное» убийство становится все менее идеальным. Одно он знал наверняка: если не удастся спровадить Бетти восвояси, надо дать ей приют. Так он сможет хотя бы приглядывать за ней и присутствовать при ее разговорах с Бауэром.

— Наверное, вы удивлены моим приездом? — спросила Бетти, входя в комнату.

— Мягко говоря, да.

— Во-первых, я действительно хочу помочь вам. Наверное, вам и невдомек, что я влюбилась в вас еще школьницей, когда Хелен прислала нам вашу фотографию и написала про вас. Мне всегда ужасно хотелось вас увидеть.

— А других причин нет?

— Пожалуй, есть. Может статься, скоро я выйду замуж и тогда уже вряд ли буду куда-то ездить. Для меня это последняя возможность увидеть Калифорнию. Вы не могли бы свозить меня на какую-нибудь киностудию?

— Нет. Я никогда там не бывал.

— Жаль.

— А сколько вы намерены здесь пробыть?

— Зависит от обстоятельств.

— От каких?

— Ну, во-первых, деньги. И будет ли у меня шанс на студии. И понравится ли мне Калифорния. Но я не намерена навязываться вам на все времена. Подыщу себе жилье.

— Понятно. А других причин приезжать не было?

— Нет, — удивленно ответила Бетти.

— Гибель сестры, например?

— Зачем нам лицемерить друг с другом?

— Когда вы получили последнее письмо от Хелен?

— Вскоре после смерти мамы.

— Разве она не писала вам после нашего переезда сюда?

— Нет. Я даже не знала, что вы переехали.

— А как же вы узнали, где мы живем?

— Это было нетрудно, коль скоро в каждой газете есть ваши фотография и адрес.

— А чем вы можете мне помочь?

— Ну, стряпать, прибираться в доме, не давать никому тревожить вас понапрасну. Писатели совершенно беспомощны. Писатель… Это мне тоже всегда нравилось в вас.

Конвей насмешливо ухмыльнулся.

— Ваша сестра не считала… — он осекся. — Хелен не рассказывала мне, что вы такая, — неуклюже закончил он.