Елена Яковлева - По правилам корриды

— Андриевскому изменил вкус. Это же настоящий лубок!

Или того хуже:

— Веселенькая мазня, ничего не скажешь… Да и тема спекулятивная. Гиперборейцы! Да если на то пошло, то правильно, по Геродоту, гипербореи!

А третьи цинично хмыкали:

— Искусство это или халтурка, денежки он с этого имеет такие, что нам и не снились.

Так или иначе, впечатление от картины было безнадежно испорчено, словно девушка с картины тоже знала, что ее первейшая обязанность обеспечить художнику солидный гонорар. А вовсе не дарить мечты одному пожилому сыщику, впавшему на старости лет в сентиментальность. Смешно сказать, но Шатохин почувствовал себя безнадежно обманутым, прекрасно осознавая, что этой девушки, вполне возможно, в действительности и не существует. Она всего лишь плод воображения художника Андриевского, которого кое-кто считает всего лишь модным и удачливым халтурщиком.

Шатохин почти совсем позабыл девушку с фруктами, и известие о смерти автора этой картины, которое он случайно прочел в одной из газет, его не опечалило. Ничего удивительного, поскольку художник Андриевский его не интересовал, просто он имел некоторое отношение к наваждению, которое несколько лет преследовало Шатохина, не причиняя ему, впрочем, особенного вреда и беспокойства. Вот и все.

Все да не все. Потому что теперь Шатохин знал, что девушка с картины существует. Он видел ее сегодня. В яви и плоти, только без фруктов. И еще ее взгляд стал другим — бесконечное, почти космическое спокойствие сменилось тревогой и… и затравленностью. Да, именно так Шатохин назвал бы то, что он успел разглядеть в ее глубоких серых глазах.

Степанов сказал, что она показалась ему ненормальной, говорила странные вещи о каком-то покушении, путалась и сбивалась, и Конюхов ее попросту отшил, даже не узнав ее имени. Идиот! Разве можно было ее так отпускать! Шатохин даже кулаки сжал в запале раздражения. Как теперь ее найдешь? А в том, что искать ее необходимо, у Шатохина не было ни малейшего сомнения. С чем было негусто, так это с возможностями, как-никак он теперь не сыщик, а скромный сотрудник охранного агентства.

Да и много ли он знал о ней? Чуть-чуть больше, чем ничего. «Девушка с фруктами» работы художника Андриевского, вот и все. От этого и нужно плясать. Завтра, завтра он этим займется, с утра, возьмет отгул на работе и… А если будет поздно? Нет, нельзя это откладывать, нельзя. Шатохин со вздохом достал из кармана мобильный телефон, которым он располагал в качестве служащего охранного агентства, позвонил на службу, сообщил, что задержится на часок-другой, и пошел ловить такси. Он знал, куда нужно отправиться в первую очередь, в тот самый выставочный зал, где он когда-то рассматривал картины художника Андриевского.

Выставочный зал был закрыт. «По техническим причинам» — извещала общественность бумажка, прилепленная на входной двери.

— Что такое не везет и как с ним бороться! — крякнул с досады Шатохин, приник к стеклу и, сощурившись, заглянул в сумрачное фойе, по которому без устали сновали технички с ведрами и швабрами. Уборка у них там генеральная, что ли? Но в таких случаях, если Шатохину не изменяет память, раньше вывешивали объявление «Санитарный день».

Шатохин толкнул от себя стеклянную дверь и сразу же напоролся на суровую отповедь со стороны желчной старушенции с пегим кукишем на затылке, этакой заслуженной стервы Российской Федерации:

— А вы что, читать не умеете, гражданин? Там же по-русски написано: закрыто!

И голосок такой вкрадчиво-дребезжащий, напоминающий лязганье заржавленной щеколды.

— У меня один-единственный вопрос… — не сдавался Шатохин.

— Какие еще вопросы? — заткнула ему рот «ржавая щеколда». — Не видите, у нас авария, трубу прорвало? А ему какие-то вопросы…

Можно подумать, это он, Шатохин, виноват в том, что трубы у них гнилые!

Шатохин вздохнул и полез в карман пиджака. Демонстрировать удостоверение в развернутом виде он не стал, показал красный уголок. Если бы въедливая служительница прекрасного оказалась более бдительной, он бы погорел, потому что «корки» были из охранного агентства и никого ни к чему не обязывали. Особенно таких грымз.

— В чем дело, товарищ? — Линзы толстых очков преданно блеснули. В «щеколде» проснулось чувство гражданского долга. — Что вас интересует?

— Мне бы кого-нибудь из начальства, — задумчиво отозвался Шатохин, изучая развешанные по стенам анонсы предстоящих выставок.