Андраш Тотис - Гориллы

Ким никак не мог избавиться от чувства досады. Его так и подмывало позвонить Полу Шорту и высказать все, что он о нем думает. Но затем он отказался от этой мысли. Не стоит этот мерзавец того, чтобы уделять ему столько внимания и так терзаться его обидными словами насчет врагов, которые якобы существуют у него, Кима. После их разговора Шорт ушел расстроенный, утративший последнюю надежду... Женский голос по телефону — молодой, интеллигентный — звучал на редкость приятно. Правда, смысл слов был куда менее приятен: некая организация под названием "Солдаты справедливости" за антинародную направленность его изда­тельства приговорила Безила Кима к смерти. Ким не принял этой угрозы всерьез, он привык к оскорбительным письмам, к анонимным или даже снабженным подписью ругательным посланиям.

И все же Ким невольно огляделся по сторонам, прежде чем выйти из лифта на цокольном этаже. На автомобильной стоянке не было ни души, при тусклом свете ламп выстроив­шиеся в ряд обтекаемой формы машины казались диковин­ными монстрами. Ким вздрогнул. Он был обут в ботинки на кожаной подошве, и шаги его гулко отдавались на каменном полу. Отбрасываемая им тень осторожно бежала впереди, словно напуганная столь странной, непостижимой тишиной, царившей здесь, в сердце большого, шумного города. У Ки­ма вырвался вздох облегчения, когда он добрался наконец до своей машины и окончательно успокоился, сев за руль. Он ощутил запах дорогой кожи, идущий от сидений нове­хонького "Пежо-604"; дверца плотно захлопнулась, негром­ко щелкнув замком, приборная доска со всеми ее кнопками и рычажками послушно ждала распоряжений водителя. Ким включил радио и плавно тронул с места по узкой, окаймлен­ной желтыми полосами дорожке к воротам.

Ворота, как и полагалось, были заперты, вот только ох­ранник не появился, чтобы неспешной, шаркающей поход­кой прошлепать к воротам и распахнуть их перед шефом. Ким процедил сквозь зубы словцо, которое не доставило бы радости стражнику, и вылез из машины. Теперь самооблада­ние вернулось к нему: за воротами простиралась улица, не­подалеку проходила магистраль с оживленным движением, а охранник наверняка зазевался у телевизора, и "пежо" под­жидает его, негромко, приятно урча. Ким подошел к воро­там и поднял засов.

Взрыв прижал его к воротам, превратив в груду горящих обломков дивную, сверкающую машину, в которой он нахо­дился какие-то секунды назад, и Ким, глядя на горящий автомобиль, отчетливо представлял себя в нем. Когда сбежались люди с огнетушителями, когда появился охранник и распах­нул ворота, а снаружи собралась толпа зевак, сквозь кото­рую едва смогли пробиться пожарные, Ким, сидя на корточ­ках, выл по-собачьи. Его приговорили к смерти, и, не будь этих спасительных секунд, когда он отошел к воротам, при­говор был бы приведен в исполнение.

Шорт стоял в толпе зевак, и при виде скулящего от страха Кима его охватила жалость. Он заставил себя вспомнить, как этот человек использовал его и вышвырнул за ненадоб­ностью, заставил себя думать, какую выгоду извлечет из всей этой истории сам Ким, когда все будет позади, но по­добные мысли почему-то не успокаивали совесть. Будь его, Пола, воля, он отменил бы эту тщательно продуманную, блестяще организованную и с такой скрупулезностью прове­денную операцию. Но он знал, что это не в его силах. Мак уже выехал, чтобы приступить ко второму этапу акции.

Полицейские держались сочувственно и приветливо. Врач сделал Киму укол, и тот, через несколько минут придя в душевное равновесие и борясь с накатившей сонливостью, пытался отвечать на вопросы здоровяка инспектора. Поли­цейского ни в коей мере нельзя было назвать симпатичным человеком, при иных обстоятельствах Ким отнесся бы к не­му с должной неприязнью, но сейчас у него не было другого выхода, кроме как любить этого человека, доверять ему. А от этого все недостатки инспектора Хогарти оборачивались добродетелями. Его развязная заносчивость и безграничная самоуверенность внушали пострадавшему надежду, что пре­ступники будут найдены и что этот полицейский с внуши­тельным животом, огромными, как лопаты, ручищами и мас­сивным двойным подбородком расплющит негодяев в ле­пешку, точно слон вставшего на его пути охотника. Невежли­вые, можно сказать, грубые манеры Хогарти не оставляли сомнений, что бандитам при встрече с ним не поздоровится.

— Как вы сказали — "Солдаты справедливости"? — Ин­спектор почесал ухо кончиком авторучки и занес это назва­ние в блокнот. — Не слыхал о такой организации. Впрочем, их развелось, как собак нерезаных. Трое оболтусов сгово­рятся по пьянке, и вот вам, шайка готова. "Солдаты справед­ливости"… — Он покачал головой и сунул кончик ручки в ухо, словно там ей было самое место.