Софья Ролдугина - Кофе, можжевельник, апельсин

Всё было превосходно, кроме кофе; его миссис Аклтон безнадёжно испортила, а потому мне пришлось отправить на кухню Мэдди – спасать положение.

Сразу после завтрака Клэр куда-то исчез, предусмотрительно определив Джула в помощники к Паоле Мариани. Мне это, впрочем, было только на руку. Вряд ли бы дядя одобрил планы выступить перед рабочими с воодушевляющей речью. Я же, напротив, считала свою идею весьма удачной. Мы с Мадлен до полудня ещё раз перечитали газетные заметки и подробнее изучили доклад о суевериях и мистических происшествиях. Затем я выступила перед нею с речью. Мэдди старалась всячески изображать недоверие и злость. Она кривилась, насмешничала и задавала – с помощью блокнота, конечно – на редкость каверзные вопросы.

Словом, представление получилось незабываемое.

В полдень в двери коттеджа постучался мистер Панч – время пришло.

Ещё на середине подъёма на холм я услышала гул множества голосов. Сперва даже показалось, что их было несколько десятков. Но затем стало ясно, что говорят от силы человек пятнадцать, просто очень громко и напористо. Больше всего это напоминало спор, который вот-вот должен перерасти в свару. Но в основе лежал… страх?

– Неужели они действительно верят в проклятия и духов? – пробормотала я, машинально опираясь на локоть Мадлен сильнее, чем следовало бы.

– Боюсь, что так, миледи, – ровным голосом отозвался мистер Панч. – После смерти Джона Кирни слухов стало ещё больше. Однако уповаю на ваше красноречие, которое с завидной периодичностью прославляют бромлинские газеты.

– Благодарю за комплимент, – кивнула я и улыбнулась, хотя теперь не чувствовала себя такой уж уверенной.

Разномастная толпа рабочих показалась задолго до того, как закончился подъём. От нервного напряжения зрение у меня стало острее. Даже со значительного расстояния я видела, как отличаются эти люди друг от друга. Одежда была тёмных, скучных оттенков – линяло-чёрный, серый и коричневый. Однако некоторые из пришедших выглядели аккуратно, а облик их носил следы женской заботы. Другие, кажется, впопыхах напялили на себя первое, что подвернулось под руку. У одного из рабочих, весьма немолодого мужчины с неопрятными седыми космами, овчинный плащ был заляпан спереди чем-то настолько отвратительным, что у меня к горлу подкатила тошнота. И этот неряха горячо втолковывал что-то долговязому щёголю с тоненькой козлиной бородкой, а тот лишь с интересом кивал в ответ! Но особенно выделялся один юноша, высокий и плечистый, как цирковой атлет. Он сидел немного в стороне, рисовал прутиком на снегу и громко напевал:

– Сундук в стене, сундук в стене… А что в сундуке? Смерть твоя! У-у-у! – и так слова и снова, до бесконечности.

Наверное, я побледнела, потому что даже непоколебимо-равнодушный обычно мистер Панч поспешил меня успокоить:

– Это Руперт, местный дурачок. Он прекрасный резчик по дереву, исполнительный работник, однако разум его в тумане. Не обращайте внимания.

Откровенно говоря, после этих слов я ощутила ещё большую тревогу. Ни один из встреченных до сих пор безумцев не принёс мне ничего хорошего. Начиная с парикмахера-убийцы и заканчивая несчастной женой Лилового Душителя, каждый сумасшедший был по-своему опасен. И появление нового персонажа в моей личной галерее ужасов явилось точно знак грядущей потери…

И тут, словно подслушав мои мысли, Руперт вскинул голову, широко улыбнулся – и закричал:

– Идёт, идёт! У, важная – аж в сугроб просится. Макнуть, что ли?

Рабочие стали оборачиваться. Кто-то рассмеялся, кто-то пихнул соседа в бок локтём и принялся нашёптывать нечто явно неприятное для меня. Я повторила про себя начало заготовленной речи… мысленно скомкала её и бросила в мусорное ведро.

Да поможет мне святой Кир Эйвонский, но таким людям логические доводы ни к чему.

– Господа! – громко произнесла я и прикоснулась к полям шляпки, словно вглядываясь вдаль. – Мне тут обещали призраков, проклятия и страшные опасности… Но, похоже, самое ужасное, что есть на этом холме – сугробы. И колючий шиповник под сугробами, – добавила я, словно в раздумьях.

Воцарилась тишина. А затем долговязый щёголь с козлиной бородкой задрал лицо и тоненько, коротко рассмеялся. Следом за ним заулыбались и другие, кто подобострастно, кто с вызовом, кто словно делая мне одолжение. Руперт задумался на секунду, затем подхватился – и длинными прыжками помчался вниз по склону, к зарослям.

А щёголь, ловко проскочив между другими рабочими, подбежал ко мне и склонился, едва не переломившись пополам: