Елена Яковлева - Красное бикини и черные чулки

— А я бы хотел поспать! — Вадик громко зевнул, демонстративно сложил на животе руки, вытянул ноги и, вы не поверите, тут же заснул, невзирая на суету и гам в дежурке.

А околоток жил своей привычной жизнью. Обезьянник мало-помалу наполнялся «контингентом», дежурный со скучающим видом и распевным малороссийским говорком отвечал на звонки:

— …Милиция слушает… Что? Соседи сверху? Что? Музыка громкая? Попросите, чтоб выключили… Уже просили?.. Еще раз попросите…

Нет, как вам нравится такая рекомендация? Попросите, чтоб выключили! А если убивать будут, попросите, чтоб не убивали, так, что ли?

Мимо совершенно индифферентно продефилировал лейтенант Др-Бр, к которому, бывают же такие совпадения, нас с Вадиком прикомандировали, и даже не посмотрел в нашу сторону. Как будто мы здесь так, от нечего делать, трамвая дожидаемся.

— Товарищ лейтенант, — прошипела я ему в спину.

— Я помню, помню… — пробурчал он на ходу и нырнул в темный коридор.

Ну разве снимешь с такими что-нибудь приличное! А я еще иронизировала по поводу Пахомихиных репортажей в ненавязчивом телеграфном стиле. Кстати, неужто и она вот так же сидела на стульчике скромной просительницей? Честно говоря, трудно представить. Надо бы спросить у Вадика, но, во-первых, я все еще опасаюсь за наше взаимное весьма скоропостижное потепление, а во-вторых, будить его жалко.

Дежурный тем временем снова поднял трубку:

— Милиция… Ага, опять просили… Дверь не открывает?

На горизонте неожиданно нарисовался вынырнувший из темного аппендикса коридора лейтенант Др-Бр, втянул голову в плечи, прислушался:

— В чем дело, Рымаренко?

— Да тут, товарищ лейтенант, жильцы звонят с Партизанской. Жалуются, сосед сверху музыку врубил на всю катушку и не выключает…

Лейтенант Др-Бр, который вообще-то, как мне удалось выяснить уже здесь, в околотке, оказался носителем простой русской фамилии Дерябин, пожевал губами, почесал щеку:

— Вышлите машину, пусть разберутся, кому там так весело. — И покосился на нас с Вадиком: — И корреспондентов заодно прихватите. Пусть снимут нарушителя спокойствия.

— А як же, — осклабился сержант Рымаренко.

Я толкнула Вадика локтем в бок:

— Ты проиграл пари…

— Что? — Глаза у Вадика были красные, как у кролика.

— У нас не пьяная драка. У нас нарушитель общественного спокойствия.

Ради справедливости отмечу, в этот раз нас с Вадиком катали не на «козле», а на «пятерке». Бензином в ней не воняло, но с камерой было тесновато. А ребята-милиционеры попались на редкость неразговорчивые, слова клещами не вытащишь. Обменивались друг с другом короткими, как одиночные выстрелы, фразами, а на нас с Вадиком и внимания не обращали. Дескать, болтаются тут всякие под ногами, мешают работать. Вадика, впрочем, все это мало беспокоило, поскольку его дело снимать и только, а уж что снимать, не его забота. А моя.

То, что «нарушитель спокойствия» и не думал униматься, стало ясно, как только мы въехали во двор кирпичной пятиэтажки в районе молокозавода. Незамысловатые, но громкие куплеты далеко разносились в ночной тишине. Ребята-милиционеры молча вылезли из машины, мы с Вадиком тут же последовали их примеру.

— Может, сегодня праздник какой? — спросил у меня Вадик, взваливая на плечо камеру. — Ну там день Парижской Коммуны или еще какой?

— Снимай вон те окна! — показала я, без особого труда вычислив, откуда доносится какофония.

— Как прикажете. — Вадик прильнул к объективу.

Ребята-милиционеры с минуту постояли, задрав головы, словно бы в некотором раздумье, после чего решительно направились к нужному подъезду.

— Снимай их сзади, — снова распорядилась я.

Вадик безропотно перевел камеру на камуфлированные бушлаты и двинулся за ними. Я замыкала эту процессию с микрофоном в руках.

На площадке четвертого этажа нас уже с нетерпением поджидали возмущенная пожилая жиличка в пальто, накинутом на ночную рубашку, и жилец в вылинявших трениках, майке и тапках на босу ногу. Видимо, те самые, что и звонили.

— Слышите?! Слышите?! — закатила глаза жиличка. — И так уже три часа! Полпервого ночи, людям завтра на работу…

— Разберемся! — сухо ответствовали милиционеры, пересекая лестничную площадку.

— Да уж разберитесь, пожалуйста, а то ведь никакой жизни нет. Мало, что весь день такая свистопляска, так еще и ночью… Ой, а это что? — Возмущенная жиличка осеклась, заметив Вадикову камеру. — Это вы снимаете, да?

— Снимаем, снимаем, — утвердительно кивнул Вадик.