Елена Яковлева - Красное бикини и черные чулки

— Вопросы есть?

Мы с Жанкой синхронно покачали головами.

— Тогда проваливайте!

Мы не заставили себя долго уговаривать.

Только за дверью Жанка кое-как перевела дух. Подержалась за левую половину могучего бюста и спросила:

— Вриглю хочешь?

— Давай, — первый раз в жизни я изменила себе. Наверное, нервная встряска сказалась.

Какое-то время мы молча работали челюстями, потом Жанку снова прорвало:

— Такую передачу зарубил, с-с-сатрап. Согласна, исполнение было топорное, но сама идея… Ноу-хау! Такого еще ни у кого не было.

— Гoc-споди, и когда ты уймешься? — закатила я глаза. — Было бы об чем убиваться. «Разговор с тенью» — просто верх оригинальности! А как же все эти бесчисленные «маски»? Ведь то же самое!

Эту Жанку никогда не переспоришь.

— То же, да не то же. Там маска, а у нас — ширма. У человека, который за ней прячется, полная иллюзия, что он для всех невидимка, всего лишь неясная тень, а потому он может говорить буквально все.

— Во-во, — закивала я. — Эта иллюзия и погубила твоего пачкуна. Выложил свои тайные мыслишки.

Жанка сразу загрустила:

— Ой, боже ты мой, лучше б ты мне об этом не напоминала. Ну не укладывается у меня в голове, никак не укладывается.

Ну вот, опять завелась. Действительно, лучше б не напоминала.

Хотя в Жанкиных стенаниях, возможно, и был какой-никакой резон. Потому что если следовать непрошибаемой логике господина Кошмарова, то вчерашний идиотский треп Порфирия имеет самое непосредственное отношение к убийству Ольги Пахомовой. И что же из этого вытекает? А то, что мы с Жанкой разбудили в этом любителе круглых девичьих коленок доселе преспокойно дремавшего маньяка! А без нас он, может, так никогда бы и не проснулся.

Да уж, веселенькая у меня теория получилась, не находите? Вернее, у нас со следователем Кошмаровым.

Дома меня ждал сюрприз. Причем малоприятный. На кухне сидел небезызвестный вам Пронин и, водрузив ноги на табурет, нагло хлебал мое пиво с моими же креветками.

— Какого черта ты опять притащился? — тепло поприветствовала я его, заранее зная, что услышу в ответ. За галстуком. Или за брючным ремнем. Или еще за чем-нибудь. Как говорится, возможны варианты.

Уже полгода, как я выставила этого приживала, а он то и дело наведывается ко мне и каждый раз под благовидным предлогом. То за какой-нибудь особо ценной записной книжкой, которую он невесть где посеял еще до нашего знакомства, то за дорогими его сердцу детскими фотографиями, а то и вовсе — за лыжными палками. Кстати, последние почему-то срочно понадобились ему еще в августе, и я полдня убила на то, чтобы выкопать их из многолетних наслоений скопившегося в гараже хлама.

— Видел вчера твою передачку — класс! — Пронину с чего-то вздумалось оригинальничать. — Только не понял, кто там за перегородкой-то был. Что за тень такая! Уж не Жанна ли Аркадьевна, часом? Вы же с ней неразлучные, как шерочка с машерочкой. Кстати, я всегда подозревал, что ваши отношения балансируют на грани. И вот вам, пожалуйста, подтверждение. Жанка раскололась, не выдержала. Хочу, говорит, Мариночка, любить тебя в ореховом гробу! — Пронин радостно ощерился, весьма довольный своим сомнительным остроумием.

— Очень смешно! — разозлилась я и прикрикнула: — Убери свои поганые ноги.

— Почему поганые? — притворно обиделся Пронин, но ноги с табурета все-таки убрал. И тут же как ни в чем не бывало спросил: — Пива хочешь?

Вот нахалюга, угощает меня моим же пивом!

— Слушай, Пронин, — я засунула обратно в холодильник еще не начатую бутылку, — давай договоримся: сегодня ты забираешь все свои манатки, если, конечно, таковые еще найдутся, и отбываешь в новую жизнь, полный светлых воспоминаний.

— А если я хочу прихватить в эту, как ты говоришь, новую жизнь тень твоей улыбки? — Пронин фальшиво замурлыкал незабвенный мотивчик.

Страшно подумать, что с этим паяцем я, выражаясь высоким штилем, делила не только кров, но и ложе.

Впрочем, о тех, что были до него, тоже ничего хорошего не скажешь. Всегда одно и то же. Еще и бокалы после романтического ужина при свечах не вымыты, а по углам уже грязные носки валяются. Хотя послушать противоположную сторону, так это я — исчадие ада. Характер сквалыжный, язык — змеиное жало, и так далее и тому подобное.

Пронин вылил в стакан остатки пива из бутылки, которую успел откупорить до моего прихода, — хватило на два пальца — и поморщился:

— Вот жадина!

Ага, а вот вам еще один штришок к моему портрету.