Доминик Сильвен - Тайна улицы Дезир

«Она с нами справлялась, да-да, со всеми. А что касается перемещений в пространстве, то она совершила его, когда вынесла свое тело из маленького кабинета, чтобы никогда больше туда не возвращаться», — думал Жером Бартельми, поднимаясь по лестнице и не обращая внимания ни на лифт, ни на консьержа. Не так уж глупа была его начальница: она жила на втором этаже.

Рядом с ее именем красовалась медная кнопка, соединенная с механизмом звонка и вызывавшая неизвестно какую реакцию в цепи. Здесь, перед этой безликой дверью, больше всего напоминавшей обычную доску из клееной фанеры, Бартельми почувствовал, что душа уходит в пятки. У него подкосились ноги, и язык прилип к гортани, а между тем ему ведь придется что-нибудь говорить. До сих пор он только и делал, что вспоминал былую обиду. Неважное начало, но он все-таки позвонил. Несколько раз. Но ничего не произошло. Никакой реакции в цепи. Не повезло. Но вдруг, стоя на лестничной площадке, где приятно пахло жареным хлебом и воскресным завтраком, Жером Бартельми улыбнулся и вытащил из кармана мобильный телефон, о существовании которого совсем забыл, поддавшись внезапно нахлынувшей горечи. Конечно, номер начальницы был записан у него под именем Лола — фамильярность, позволительная лишь в пределах электронной записной книжки.

«Самое интересное, что ее зовут вовсе не Лола», — вспомнил лейтенант, нажимая на кнопки аппарата. Ее настоящее имя было Мария Тереза. И, конечно, оно подходило ей больше, чем Лола. Это было, пожалуй, единственным проявлением кокетства с ее стороны… Хотя иногда, когда она с сигаретой в зубах и скрещенными на груди руками усаживалась на подоконник у себя в кабинете и, подтянув юбку до колен, выставляла ноги (совсем недурные, принимая во внимание ее габариты) на всеобщее обозрение и начинала хриплым голосом, растягивая слова на швейцарский манер, рассказывать подробности дела, обводя комнату при этом своими умными глазами, — тогда Марию-Терезу Жост хотелось назвать Лолой.

Она ответила после пятого звонка, и сердце Бартельми подпрыгнуло. Как было здорово снова услышать этот строгий голос, хриплый от неумеренного курения, немного задыхающийся, но подавляюще властный.

— Алло, мадам Жост! Это Бартельми. Я стою у вас на пороге.

— А что тебе надо от моего порога?

— Э-э… я веду в этом квартале расследование вместе с Садовым Гномом и… я пришел, чтобы глотнуть у вас свежего воздуха и кофе, если таковой случайно найдется.

— Мальчик мой, прежде всего ты пришел, чтобы меня разбудить.

— Вы еще спите! В это время! Поверить не могу!

— Не вижу, кому, кроме тебя, это мешает.

— Ну, я просто хотел сказать, что сиесты не в вашем духе.

— Оставь свои извинения при себе, Бартельми. Он пришел выпить кофе! Две секунды — я только влезу в халат.

«Как легион под Колвези», — подумал лейтенант, прождав добрых пять минут. Наконец дверь открылась, и показалась Лола с отекшим и помятым лицом, ее «дружелюбный» взгляд обжигал, как хлыст. Халат Лолы походил на тот, в котором щеголял Кларк Гейбл в фильме «Унесенные ветром», но он по крайней мере выглядел теплым. Поскольку стало холодно, и все такое…

Бартельми уже пару раз бывал у начальницы. Она жила в скверной двухкомнатной квартирке со слишком большим коридором и слишком маленькой кухней, отделанной в спокойных зеленых и розовых тонах, которые несомненно помогали сохранять философское спокойствие, когда владельцы пиццерии на первом этаже начинали раздавать указания своим служащим в любое время дня и ночи. Он снял ботинки, надеясь завоевать этим доверие хозяйки, и последовал за ней в гостиную. Почти вся комната была занята огромным столом, раздвинутым во все стороны. На нем лежала доска, а на доске — пазл, при одном взгляде на который начинала болеть голова.

— «Сикстинская капелла» из пяти тысяч кусочков, — объявила Лола. — Так сказать, порок в чистом виде. Я как дура собирала его весь вчерашний день. Из-за этого чертова Микеланджело я легла спать только в три часа ночи!

— Впечатляет, — сказал Бартельми.

— Ты правда хочешь кофе?

— Нет.

— Тем лучше, потому что меня тошнит. Я вылакала бутылку пятидесятилетнего портвейна: лицо Евы, изгнанной из рая, заставило меня повозиться. Я собираюсь приготовить мятный настой. Будешь?

— Обязательно, мадам.

— У тебя такой тон, как будто ты хочешь о чем-то попросить.

— Я ни о чем не хочу просить, мадам, кроме, разве что… Я чувствую себя совсем разбитым, но это не грипп.