Хиггинс Кларк: Снега

Ибен много думал, сидя в тюрьме в течение почти пяти лет. Воровать драгоценности он начал уже в шестнадцать. «Что за жизнь!» — печально размышлял он. Успокаивало его немного лишь то, что, в отличие от почти всех остальных «коллег» по профессии, он ни разу не попался почти за тридцать лет профессиональной деятельности.

Как бы то ни было, насильственное пятилетнее пребывание «в гостях», так сказать, у штата Нью-Йорк навеки отвадило Ибена от желания даже рисковать вновь оказаться в одном из тюремных заведений. Когда Ибен получал на выходе из тюрьмы пособие, когда ему возвращали теперь уже совершенно не сидевший на нем костюм, когда сообщали имя полицейского, в чьи обязанности отныне входило контролировать его жизнь и деятельность на свободе, единственное, о чем думал Ибен, так это о друзьях, которых оставлял в тюрьме. Ему их было страшно жалко. Накануне они даже устроили там для него нечто подобное прощальной вечеринке. Состоялась она в просмотровой комнате, где стоял единственный телевизор. Жена одного из друзей даже испекла по такому торжественному случаю семислойный пирог. Отдавая должное профессиональному воровскому мастерству Ибена, она выложила весь пирог детскими игрушечными часами. Одними из них Ибен чуть не подавился. Вокруг же все громко пели в его честь: сначала одну всем известную песню, потом другую, со словами: «Потому что он очень хороший парень!». На прощанье растроганный Ибен сказал им:

— Вы — единственная семья, которая у меня когда-либо была. Но даже к вам я никогда бы не захотел сюда вернуться.

Когда Ибен был вором и жил на добытые воровством средства, он работал так удачно, что даже немного привык к небедной жизни, некоторым из ее многочисленных преимуществ. Особенно ему нравилось арендовать удобные, хорошо обставленные дома. После освобождения он вдруг понял, что никогда уже не сможет сделать этого. На это просто никогда не хватит тех денег, которые он мог заработать честным трудом. Листая экземпляр некогда любимого своего издания — журнала «Архитектурный дайджест», — он чуть было не впал в депрессию, в глубокое расстройство. Но тут ему посчастливилось найти выход из положения. Он вдруг понял, что за всеми вот этими домами, описываемыми в журнале, требовался соответствующий уход — надо было поддерживать в должном состоянии прилегавшие к ним бассейны с собственными водопадами, подравнивать граблями вельветовые газоны, очищать от снега длинные аллеи, ведшие от ворот к подъезду особняка. Да так, чтобы роскошные лимузины могли без труда добраться к самым входным дверям.

В прошлой своей жизни Ибен множество раз не торопясь проделывал путь через территорию того или иного богатого владения, отключив сигнализацию и оставив где-то позади охранника или управляющего, преспокойно сидящего в своей комнатке над гаражом, потягивающего пиво и занятого просмотром очередного дурацкого «боя в грязи» по телевизору. Так вот, Ибен решил, что наилучшая для него возможность вновь насладиться роскошной жизнью в богатом доме или хотя бы максимально приблизиться к чему-то подобному этой жизни — это стать управляющим в одном из богатых поместий. Еще лучше было бы, конечно, взять да пойти старым, испытанным путем и жениться на богатой невесте, но до сего момента такой возможности Ибену не подвертывалось.

Когда Ибен был вором, ему очень помогало то, что он обладал невыразительной внешностью. Среднего роста, мышиного цвета волосы, коричневые глаза и совершенно обычные черты лица приводили в бешенство полицейских портретистов. К этому он добавлял еще и способность круто менять внешность с помощью очков в толстой или, наоборот, тонкой оправе, цветных контактных линз, подкрашивания волос. В результате именно этих своих ухищрений с изменением внешности Ибену удавалось так долго уходить от преследования полиции. Сейчас он немного пополнел и был этим недоволен. Успокаивало то, что теперь он хотя бы не был обязан беспокоиться о том, как эту новую отличительную черту скрыть.

В восьмом классе школы Ибен получил медаль за лучшую драматическую роль, сыграв третьего мудреца в школьной рождественской постановке. Поэтому он даже стал почти что звездой школьного театра в роли (какая ирония судьбы!) Артура Доджера из «Оливера Твиста». Переусердствовавший режиссер допустил тогда страшную ошибку, специально пригласив на репетицию одного известного фокусника по прозвищу «Клейкие и Ловкие Пальцы», чтобы тот взаправду научил Ибена некоторым из полагавшихся по роли воровским трюкам. Так всегда считал Ибен. Именно с тех самых школьных пор для Ибена более не составляло труда «освобождать» людей от их драгоценностей. После ареста и заключения в тюрьму единственной возможностью для Ибена демонстрировать ловкость своих рук остались новогодние праздники, которые регулярно организовывались администрацией тюрьмы для детей заключенных.