Машины глухо заурчали моторами, увозя следователей, оперов, газетчиков, Илляшевскую и ее приближенных. Последней покинула территорию «Золотой лилии» «Волга» Сидорина.
— Премию получишь от комитетского начальства. Деньги к деньгам. — Сидорин ухмыльнулся. — Мне объявят благодарность. Премию вряд ли дадут. Ты герой со стороны, а я опер из другого ведомства. В принципе мое участие не приветствуется. Когда будем отмечать, Ряузов?
— Как скажете, Валерий Фомич.
За кирпичной стеной, над ельником, озерцами разливался туман. Опять потеплело. Снег падал редкий, крупный и мокрый. Из багровой мглы выползло солнце и осветило кортеж автомобилей, движущийся по дороге.
Расследование правонарушений директрисы Илляшевской и связанных с ней наркодельцов шло своим чередом.
Однажды поздно вечером Валентина Белкина остановили двое: один высокий худощавый, другой меньше ростом, но плотный и широкоплечий — оба в коротких куртках и черных масках бойцов по борьбе с организованной преступностью. Завязалась драка, после которой Белкин, несмотря на свою подвижность и тренированность, попал в хирургическое отделение Первой градской больницы. Врачи зафиксировали перелом правой руки, двух ребер, нижней челюсти и переносицы. Белкин не догадывался, кто на него напал. Оперу, пришедшему к нему для опроса, ничем помочь не сумел. Тем не менее он пробыл в хирургическом отделении почти месяц.
Через пару недель после конца «Золотой лилии» (здание опечатали и выставили полицейский пост), утром во дворе дома, где всего четыре месяца тому назад проживали супруги Слепаковы, появилась консьержка Кулькова.
Одетая в толстое пальто Антонина Игнатьевна медленно ходила по двору, разыскивая своего кота. Гулящего, неблагодарного, но любимого. Коты в ее поле зрения попадали — полосатые, грязно-белые, серые и пятнистые, вороватые, трусливо озирающиеся, шипевшие на бродячих псов и своих собратьев. Однако это все оказывались чужие представители помоечной фауны. Желтоглазый, угольно-черный красавец, напоминавший чумазый мазок на фоне подтаявших сугробов и мусорных контейнеров, нигде не возникал.
Бормоча проклятия неуживчивому питомцу, консьержка пересекала отдаленный участок безлюдного двора. В это же время раздался шум от выехавшего грузовика. Через секунду из-за угла ближайшего дома выехала забрызганная грязью «Газель». Не сбавляя скорости, «Газель» ударила бампером консьержку. Кулькова упала. «Газель» переехала обе ноги консьержкины, отчего они громко хрустнули, выскочила на проезжую часть улицы и пропала.
Если какой-нибудь случайный прохожий оказался бы в эту минуту рядом, он заметил бы за рулем «Газели» чернявого паренька с сощуренными глазами и окурком во рту. Но случайный прохожий отсутствовал в это раннее утро в данном месте. Надо добавить, что и впоследствии ни одного свидетеля трагического эпизода не объявилось.
Консьержка, не то живая, не то мертвая, долго лежала около тротуара, не привлекая ничьего сочувственного внимания. Наконец, волоча метлу и скребок, подошел дворник с сонной азиатской внешностью. Он наклонился над Кульковой и покачал головой.
— Ай-ай!.. Ой-ой!.. — сказал дворник. — Совсем старый бабка давить начали. Не хорошо, клянусь. Надо дохтура звать. Полиций надо приглашать… Тьфу!
Дворник отправился куда следует и заявил о случившемся.
Около неподвижно лежавшей Антонины Игнатьевны стала собираться толпа. Даже спешившие на работу выделяли пару минут, чтобы поглядеть на нее. А те, кто не особенно торопился, стояли, дожидаясь приезда «Скорой помощи» и полиции. Продолжалось это общественное соболезнование довольно длительное время. Консьержка по-прежнему лежала с закрытыми глазами, не шевелясь. Только когда между головами промелькнула постная физиономия Хлупина, она неожиданно взглянула на бывшего сподвижника и произнесла странные слова:
— Не радуйся, Генка. И до тебя доберутся.
Глаза консьержки снова закрылись. Собравшиеся поняли, что она жива. Приблизился с деловым видом и папкой под мышкой участковый инспектор. Он хотел о чем-то спросить Кулькову. Но искалеченная старуха, не глядя, пробормотала:
— Убирайся, проходимец! Взяточник!
Пришлось инспектору, немного смутившись, отступить назад. Кстати подкатила «Скорая». Все вздохнули: «Ну, вот! Может, еще спасут…»
Когда санитары переложили тело Кульковой с мостовой на носилки, она во второй раз обрела зрение. Взгляд ее засверкал подобно яркой вспышке электросварки. Она взвыла диким и страшным голосом. Потом попыталась пнуть сломанной ногой санитара. Сообразив, что последнее ей не удалось, Кулькова вытянулась на носилках и перестала дышать, после чего пострадавшую увезли.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу