Алексей Макеев - Та еще семейка

Еще через день, одетая в старую куртку и шерстяную шапочку «колокольцем», с аккордеоном, который ей передал в салоне прилизанный Пигачев, Галя преодолела расстояние от Москвы до «Золотой лилии».

Облицованный желтоватым мрамором вестибюль пустовал. Однако скоро к Гале подошла блондинка с большими миндалевидными глазами и протянула руку.

— Из салона Ануш Артуровны? — спросила она ласково, хотя взгляд ее показался лейтенанту Михайловой напряженным и цепким. — Я Люба, будем знакомы. Паспорт взяла?

— Ой, забыла… Жора про паспорт ничего не говорил, — огорчилась Галя.

— Принесешь в следующий раз. Аккордеон в порядке?

— Я думала, играть на синтезаторе…

— Конечно, на синтезаторе. А свой аккордеон поставишь вон там, в чулане. Утром, когда будешь уходить, заберешь. Ясно?

— Да. А где бы…

— В конце коридора туалет, душ, раздевалка. Там же комната для оркестра. А вот кабинет шефа. Она сейчас будет. Иди, сними куртку, приведи себя в порядок.

Галя вернулась через десять минут. Блондинка Люба внимательно осмотрела ее с головы до ног.

— Ты будешь иметь успех, — не скрывая ревнивого беспокойства, сказала она.

— Но я еще не играла… — смущенно произнесла Галя, тоже слегка волнуясь. Она избрала для себя в нынешней ситуации предельную естественность поведения. Убедила себя, что ее задание — это нечто далекое, туманное и как бы необязательное. А важно быть неопытной простушкой, готовой усердно сопровождать игрой на синтезаторе концертные выступления и выполнять все, что от нее потребуется. Правда, в отношении последнего у нее возникали сомнения. Может быть, для лесбийских игр дело не дойдет. Может быть, не успеют. Плевать, там будет видно. Как-нибудь уклонюсь, выкручусь, надеялась она и, поморщившись, решила пока об этом не думать.

Послышались четкие шаги. Перед Галей возникла высокая брюнетка неопределенного возраста с мужской прической и огромным перстнем на левой руке. Синий брючный костюм сидел на этой рослой женщине ладно и строго, как морская форма на капитане.

— Марина Петровна, это Галя от Пигачева, — с оттенком угодливости представила новенькую Люба.

— Работаешь у Ануш Артуровны? Аккордеон привезла? — спросила звучным голосом директриса.

— Уже на месте, — медово улыбаясь, сказала Люба.

— Я хотела бы посмотреть синтезатор… — заикнулась Галя.

— На синтезаторе поиграешь позже. А сейчас надо сообразить тебе концертное платье. Заходи ко мне.

Илляшевская с Галей, в сопровождении виляющей тазом золотистой блондинки Любы, прошли в директорский кабинет.

Пока Галя озиралась по сторонам, Илляшевская села за стол с пультом, нажала кнопку.

— Мелентьевна, ко мне. Нарядить девочку требуется. Подбери-ка всякого шелка, атласа, кисеи и прочего. А потом на сцену.

Капитан Сидорин и стажер Петраков подъехали на сидоринской «Волге» к дому, где недавно на двенадцатом этаже жили Всеволод Васильевич и Зинаида Гавриловна Слепаковы. Квартира их уже была заявлена на продажу, поскольку дом с дореформенных лет значился кооперативным, имел председателя правления и принимавшую раз в неделю наемную бухгалтершу — тучную, всегда недовольную чем-то женщину. Близких родственников у погибших супругов не оказалось. О том, что у Зинаиды Гавриловны была двоюродная сестра, знала одна консьержка Кулькова.

Полицейские имели сведения, что выписавшийся из больницы Хлупин якобы чувствует себя не вполне нормально. Поэтому майор Полимеев приказал ехать к Хлупину на дом.

После звонка дверь открыл невысокий сухощавый человек лет пятидесяти. Голова сивая, на щеках резкие вертикальные морщины. Голос глуховатый, и время от времени блеклый рот почему-то съезжает на сторону в кривоватой улыбочке. Сказать, что потерпевший выглядит болезненно, вроде бы не хотелось.

— Вы ко мне? — глуповато поинтересовался Хлупин, стоя на пороге однокомнатной квартиры.

— Уголовный розыск. Капитан Сидорин, стажер Петраков, — предъявив документ и не отвечая на вопрос, представился старший оперуполномоченный. — Войти можно?

— Пожалуйста. Обувь… — Хлупин подавился слюной и закашлялся.

«Хочет предложить нам снять обувь и надеть домашние тапочки? — ухмыльнулся про себя Сидорин. — Явно волнуется. Язык болтает до того, как сработают мозги. С чего бы это? Или просто так, полиция все-таки. На застенчивого не похож, учитывая все, что о нем известно».

Квартира оказалась аккуратно убранной, мебель обыкновенная, старая. Кровать заправлена идеально ровно, как в казарме сержантской школы.