Я вздрогнула.
— Амаль-ка… шмаль-ка, — послышался мутный, заплетающийся, но определенно мужской голос, — прошма…лька… кого там еще принесло? Если Иваныч пришел за долгом, то скажь ему, что денег нету! Вот продадим твой видик и от…дадим ему. А то взял моду приходить к честным людям в дом… и трр… требовать денег. Ишь — взял!..
В прихожей появился расплывшийся в талии мужчина, чем-то неуловимо напоминающий кастрированного кота. Как и полагается коту, он был усат, причем усат чрезмерно, только один его ус располагался параллельно земной поверхности, а второй находился в бессильном падении. На животе мужчины ходила и дрябло подрагивала могучая жировая подушка. Три последовательно продолжающих друг друга подбородка вызывали ассоциации с мехами гармошки.
Ко всему прочему мужчина был пьян как сапожник. Что он тотчас же и продемонстрировал — выпучил налитые кровью глаза и заорал, срываясь на визг:
— А к-кому я сказал, ш-што-бы… не бы… не было!.. А вот я тебе покажу, как хо-ор…ррроших людей на бабло вскрывать!.. Ты — алкаш, Иваныч. Сказал же я тебе, Ив-ва…ныч, чтобы ты сюда не казал своей поганой хари… я сам тебя найду. Говорил? А ты н-не слушал… ну так… ну так пеняй на себя. А ты, Амалька, шкура све-ден-ная… ггысь отсе-довва!!
— Это никакой не Иваныч, Саша, — проговорила опороченная Амалька. Но бесполезно увещевать человека, который не может отличить молодую женщину от алкоголика Иваныча. Мужик, пошатываясь, двинулся на меня и тут же, навернувшись через туфлю, шарахнулся мордой об пол. Из незадачливого пьянчуги незамедлительно хлынул фонтан проклятий. Впрочем, в голове толстого Саши, верно, что-то стронулось от удара, потому что вслед за проклятиями последовала тирада следующего содержания, не имевшая ни малейшего отношения к вышеприведенному бреду об Иваныче:
— Прр… простите, товарищ сержант… я пьян. Ну… быввает. Как будто ты, сержант, не бываешь пьяным. Не поеду ни на какую конференцию!! — вдруг заорал он, разбрызгивая слюну, и пополз на четвереньках из прихожей. — Ник-куда!.. Почему напустили полную квартиру китайцев?
— Вот нажрался, пакость, — брезгливо сказала Амалия, держась за стену. — Сашка, заткни пасть, а то ведь дождешься у меня!..
Толстяк слушал ее, все так же стоя на четвереньках, глубокомысленно прикрыв один глаз. На последнем аккорде Амалиевой речи он поднял одну ногу, как собака, справляющая малую нужду, и завыл:
— «Наш ковер — цветочная поляа-а-ана, наши-и стены — сосны-велика-аны, н-наша крыша…»
— Простите, что вот так, — буркнула Амалия, не глядя на него. — Это мой бывший муж. Он — алкоголик. Да вы и так заметили, что уж я… мы с ним давно в разводе, но он все никак сюда дорогу не может забыть. Привязчивый, как пиявка… Ну ничего, сейчас я его поучу!
С этими словами она вынула из кармана фляжку и, отхлебнув из нее внушительный глоток, и явно не кефира, крупными раскачивающимися шагами направилась в комнаты. Пьянчужка пытался схватить ее зубами за щиколотку, но она отбрыкнулась, а толстяк тряхнул подбородками и заорал:
— Я трррребую!.. Кто вы такие? Я — к министру! Вы знаете Шаляпина? Я — его сын. Его и еще Айседоры Дункан!.. — Он несколько раз ударился головой о стену и продолжал: — Меня все знают. Вы читали Цицерона? И он меня знает. В-в-вы!.. А позвольте, — забулькал он, с подозрением глядя мимо меня в зеркало и, очевидно, распаляясь на собственное отражение, — кто в-вы такой? Решительное безобразие!! Н-нет… вы знаете, кто у меня крыша? Ореховские? Солнцевские? Как бы… ннне так!.. «На-а-аша крыша — небо голубое-е-е-е!..» — пропел он продолжение песенки из «Бременских музыкантов».
Неизвестно сколько продолжалось бы это соло, не появись Амалия. В ее правой руке был… пневматический пистолет. В левой была зажата коробочка со свинцовыми пульками. Амалия вскинула пистолет и, зажмурив один глаз, выстрелила прямо в Сашу. Тот взвыл и схватился рукой за плечо, а потом захохотал и рявкнул:
— Рррррвите, сатрапы!.. Кусайтесь, псы! Ннно! Нас не задушишь и не убьешь! Отзынь на три лаптя! — вдруг заревел он и поднялся на ноги, как, верно, это сделала бы собака, наглотавшаяся бормотухи и возомнившая себя человеком. — Задавлю-у!!
Амалия умело перезарядила пистолет и выстрелила вторично. На этот раз пуля попала в задницу Сашки. Он повалился так, как будто в него разрядили обойму «калаша». При этом он рвал воздух скрюченными пальцами и ревел во весь голос:
— Як умрру, то захова-а-айте на Вкраине милий!..
Читать дальше