Вера Белоусова - Жил на свете рыцарь бедный

Книгу обсуждали две девушки, бывшие одноклассницы, обе лет двадцати с небольшим, обе чрезвычайно хорошенькие. Ничего, кроме факта совместной учебы, их, казалось бы, друг с другом не связывало. Может быть, они бы и не встретились ни разу после выпускного вечера, если бы одна из них, Катя, не звонила время от времени — впрочем, довольно редко — другой, по имени Агния, или Аня, и не напрашивалась в гости на чашечку кофе.

Никакой симпатии они друг к другу не испытывали. Если бы каждую из них спросили, как она относится к другой, обе почти наверняка пожали бы плечами и сказали бы: «Никак». И сказали бы неправду — может, не солгали сознательно, а так… ошиблись. Что-то же заставляло Катю время от времени появляться на Анином горизонте… Что касается Ани, то она, может, и предпочла бы Катю не пускать, да, на беду, была слишком хорошо воспитана, воспитание не позволяло. У нее, у Агнии, возможно, были свои соображения насчет того, зачем она Кате понадобилась, но этими соображениями она никогда и ни с кем не делилась. Больше того, и про себя старалась не додумывать их до конца.

Надо сказать, что на этот раз они встретились случайно, после большого перерыва — просто столкнулись у магазина «Мелодия». Катя, разумеется, не упустила возможности — дошла, болтая о том о сем, до Аниного подъезда, и тут Анина деликатность, как обычно, взяла верх над чувством первого порядка, и она, проклиная себя на чем свет стоит, вежливо промямлила: «Зайдешь на минуточку?»

И вот теперь они сидели, забравшись с ногами на диван, в Аниной комнате, потягивали кофе с ликером и перебирали общих знакомых — кто где, кто с кем, кто что делает. В комнате было довольно жарко. Обе сбросили свитера и оказались одеты почти одинаково: в джинсах и тонких белых рубашках.

Надо сказать, что обе девушки были замечательно хороши собой, каждая в своем роде. Катя была красотка в стиле Брижит Бардо. У нее была роскошная белокурая грива, в тот момент подобранная вверх и заколотая на затылке, и роскошная же фигура — длинные, красивые ноги, при осиной талии и роскошном же бюсте. Кроме того, у нее был большой, красивый и чувственный рот и огромные серые глаза, которым она умела придавать специальное, восхитительно-бессмысленное, «баранье» выражение. «Бараньим» это выражение назвал, между прочим, один из самых страстных ее поклонников. Так что ничего оскорбительного тут не было — наоборот, чистейшее восхищение. И действительно, против этих огромных глаз, с их специальным выражением, мало кто мог устоять.

Аня была повыше ростом, с чуть более спортивной фигурой. Стрижка у нее была короткая, под мальчика, волосы — темно-русые, с редким «медовым» отливом, черты лица — тонкие и правильные, глаза — почти совсем черные и тоже огромные, никак не меньше Катиных, плюс — необыкновенной красоты кожа и изумительный цвет лица.

Аня в тот момент училась на четвертом курсе филологического факультета, а Катя… Катя в тот момент нигде не училась…

Что же до книги, то она лежала, раскрытая, на столе, и разговор о ней зашел не сразу и совершенно случайно.

— Скажи-ка мне вот что, Гуся… — начала Катя.

— Аня, — перебила Агния. — Аня меня зовут. Я же просила…

Как назло, именно в эту минуту из соседней комнаты послышался женский голос:

— Гуся!

Катя фыркнула. «Надо быть начисто лишенным чувства языка, чтобы дать своему ребенку такое прозвище!» — с привычным раздражением подумала Агния. Эту фразу она, сама того не замечая, произносила раз по двадцать на дню. В очередной раз цапаться с родителями, да еще при Кате, не хотелось.

— Что, мама? — крикнула она, не вставая с дивана.

— Я говорю, Гуся… девочки, пирожные есть. Идите возьмите. Что ж вы пустой кофе пьете?

— Хорошо, сейчас. Будешь пирожные? — Агния повернулась к Кате.

— Не знаю… Можно… — Катя улыбалась во весь рот.

— Что ты? — поинтересовалась Агния. — Что ты веселишься? Из-за «Гуси», что ли? Им-то простительно… Детское прозвище: Агния, Агуся, Гуся… Не могут перестроиться. Не драться же мне с ними!

— Да чего ты вообще, я не понимаю? Ну Гуся. Даже миленько. Трогательно. Мне нравится!

— Там внутри какой-то «гусь» сидит, — нехотя пояснила Агния. — Или «гусыня». Не Агния, а гусыня. В общем, я тебя прошу…

В эту минуту дверь отворилась, и на пороге возник Анин отец с подносом, уставленным сладостями. Он вошел, сознательно имитируя лакейскую манеру и повадку, чуть наклонившись вперед и вытянув шею — а на самом деле выправка у него была дай бог всякому. Отец Агнии был генерал, причем генерал нестарый. На вид ему можно было дать лет пятьдесят — пятьдесят пять, он был высокий, с совершенно голым черепом, густыми бровями и крупными, резкими чертами лица. Было в этом лице что-то обезьянье, что, впрочем, его не только не портило, но даже придавало своеобразную привлекательность.