Петр Галицкий - Цена Шагала

— Все было сделано чисто и аккуратно. Вещи у вашего, этого, антиквара.

— Это-то я и без тебя знаю, дружок. А вот достань-ка ты мне английские газеты за последние несколько дней.

— Зачем, Геннадий Андреевич? — удивился Слава.

— Есть ли у тебя, дружок, хоть одно подтверждение тому, что дело было сделано чисто?

— То есть?

— Я, видишь ли, хочу удостовериться, что наш юный друг сейчас попивает нектар в райских кущах, а не лежит где-нибудь на коечке под капельницей.

— Да быть того не может, Геннадий Андреевич, зря вы сомневаетесь.

— А ты все ж таки подсуетись. Сегодня к вечеру, к концу рабочего дня, надыбай мне то, что надо. Понял, Славочка? — сказал он уже более жестким тоном.

— Сделаю, Геннадий Андреевич, что вы просите. Только, по-моему, это напрасное беспокойство.

— Твое дело — выполнять.

— Уже в пути! — весело ответил Шутов и покинул кабинет.

Ермилов и сам не знал, почему он попросил у Шутова доказательства, зачем решил проверять английские газеты, но давняя привычка самому удостоверяться в том, что делают его подчиненные, сработала и на этот раз.

«Лондон — не Москва, — говорил он себе. — Да и этот Кошенов тот еще жук. Нет, конечно, на прямой обман он никогда не пойдет, о каком-нибудь там сговоре с этим пацаном и речь идти не может, однако «доверяй, но проверяй». Уж больно елейным был голос Ильи Андреевича в трубке, больно неожиданным показалось Ермилову предложение английского антиквара. «Что-то здесь все-таки не так, — думал председатель «Гентрейд консалтинга». Он читал и перечитывал послание Кошенова, полученное по электронной почте, и хмурился, задумчиво теребя ручку в руках. «Что-то все-таки не так».

Ближе к ночи того же дня Сорин решился вылезти из своей палаты. Аккуратно отсоединив капельницы и датчики, прикрепленные к запястью и сердцу, он медленно, обливаясь холодным потом, сел на кровати. Спустил ноги и, превозмогая слабость, цепляясь за спинку кровати, тумбочку, стул, наконец, дверной косяк, сделал несколько шагов к выходу. Сквозь щель в приоткрытой двери он увидел в коридоре, метрах в двадцати от себя освещенное пространство, где, вероятнее всего, стоял стол, сидела дежурная медсестра. Стараясь практически не дышать, он протиснулся в коридор и, хватаясь руками за стену, побрел в противоположную сторону.

Миновав несколько палат, он остановился у двери ординаторской. На его счастье, она оказалась не заперта. Мягко повернув ручку, он скользнул внутрь. Шкафчики, на которых написаны фамилии врачей, стол, несколько стульев, пара плакатов на стенах, вешалка, чашка с недопитым кофе, электрический чайник в углу — вот, пожалуй, и все, что было внутри комнаты. Он подергал ручки шкафчиков — все заперты. Однако замочки на них вызвали у слабеющего Андрея приступ веселья. Они скорее напоминали защелки для газетных ящиков — те, что в далекой Москве, будучи хулиганистым подростком, он вскрывал просто так, ради шутки, поддевая их перочинным ножичком. Конечно, здесь, в лондонской больнице, достать перочинный ножичек было бы значительно сложнее, однако русский человек если что-нибудь захочет, то уж украсть-то, несомненно, украдет: так жизнь научила. «Замочки — не проблема, — решил Сорин. — Главное, чтобы в шкафчиках была какая-нибудь одежда». Сейчас ему было все равно — своя ли, чужая — главное, чтобы она была. Заботиться о том, будет ли она впору, не пристало сегодня: не до жиру, быть бы живу.

Ну, что же: первый поход удался, надо идти обратно. И, выбравшись в коридор, он двинулся к себе в палату. Силы явно были на исходе, пот заливал его лицо, ноги предательски дрожали, бок жгло огнем, но он понимал, что любое падение, любая остановка чреваты самыми тяжелыми последствиями. Ни в коем случае никто не должен знать, что он уже вполне способен передвигаться. Из последних сил переставляя ноги, он добрался до своей палаты, фактически дополз до постели и рухнул на нее, с трудом оставаясь в сознании. «Еще немного, — говорил Андрей себе. — Еще только подключить датчики и вернуть капельницу на место. Еще несколько усилий — и можно будет спокойно уснуть». Это ему удалось, и, когда капельница опять вошла в катетер, он шумно вздохнул, расслабился и вновь провалился с мягкую душную черноту.

Газеты Ермилову доставили ближе к вечеру. Помощники расстарались: на столе перед Геннадием Андреевичем лежала пачка разноформатных черно-белых и цветных листов, совсем свежих, и потрепанных, и даже местами залитых кофе. Любитель порядка, Геннадий Андреевич раскладывал их на аккуратные стопочки и слегка морщился. Он не любил грязи, однако тут не до брезгливости, важнее всего — информация. И, чтобы как-то сгладить неприятные ощущения от чтения уже кем-то прочитанных, замусоленных страниц, Ермилов достал из тумбочки початую бутылку «Гленфиддих», бросил в стакан пару кусочков льда, налил на два пальца тягучий желтый напиток и, прихлебывая его, погрузился в чтение.