Марк Гэтисс - Клуб «Везувий»

И вот так, в сладкой жаре вечера, мы провели весьма приятный час или около того, «Мумм» заставлял кровь и разговоры течь быстрее. Пока мы с Беллой легко кружили по залу, ее взгляд не отрывался от моего, и мне очень хотелось освободиться от всяких обязанностей. Неужели жуткое бремя спасения Империи всегда должно возлагаться на меня?

Я стоял спиной к залу, когда заметил, что Белла смотрит куда-то через мое плечо. У меня по позвоночнику пробежали мурашки, я оглянулся и увидел странного человека, стоявшего у камина.

То был очень высокий широкогрудый мужчина в безупречном вечернем костюме; он стоял, расставив ноги и засунув пальцы в карманы белого жилета, кивая и время от времени натянуто улыбаясь каким-то шуткам. На массивной голове произрастали крупные жирные локоны с проседью. На выдающемся носу красовались весьма необычные очки цвета индиго. Казалось, ему не по себе, и он постоянно доставал из жилетного кармана часы.

Он как будто почувствовал мой взгляд — его массивная голова дернулась вверх, очки вспыхнули белым, отражая свет.

— Господь милосердный, — спросил я. — Кто это?

— Это дуче Тьеполо, — ответила леди Констанс, появляясь обок меня с очередным шампанским. — Прежде я лишь однажды встречалась с ним — в Биаррице. Я слышала, что он в городе.

— Кто? — Я почти украдкой посмотрел на импозантную фигуру у камина.

— Итальянский герцог, — сказала Белла. — Я читала о нем в светской хронике.

— Одно из открытий — чуух! — нашего дорогого мистера Чудоу, — прощебетала леди Констанс. — Он ведь без ума от бродячих собак, вроде нас.

— И правда, — сказал я. — Именно поэтому я так ему нравлюсь. Однако этот не похож на бродячего пса.

— Но для Кристофера он таков, ведь он член королевской семьи, мой мальчик. Тьеполо — последний в исчезающем роде. В шестидесятых его народ храбро сражался с Гарибальди [28] Джузеппе Гарибальди (1807–1882) — народный герой Италии, один из вождей революционного крыла Рисорджименто (от um. возрождение) — национально-освободительного движения итальянского народа против иноземного господства за объединение раздробленной Италии (конец XVIII в. — 1861). — чуух! — но всю его семью отправили в изгнание, когда началось это… как оно называется… Рисоль… Рисорган…

— Рисорджименто, — мягко поправила Белла.

— Да, — сказала леди Констанс. — Когда пришли эти.

— Он производит впечатление весьма благородного человека, не так ли? — заметила моя спутница.

— О боже, — пробормотал я. — Еще одна любительница жертв нелегкой судьбы.

— Вы бы хотели познакомиться с ним, не так ли?

— Почему бы и нет, — ответил я.

Таким образом, мы предстали пред светлы очи этого великого человека.

— Ваша Светлость…

Дуче медленно повернулся к нам, и морщины в уголках его глаз стали еще глубже.

— А! Леди Констанс! Какая приятная встреча!

Наша поездофобка была весьма довольна, что ее помнят. После обмена любезностями я сделал шаг вперед; он при виде меня слегка наклонил голову. Как будто бы меня разглядывала какая-то большая и терпеливая змея. Стекла его очков цвета индиго не позволяли разглядеть даже намека на эмоции.

— Мистер Люцифер Бокс, — сказала леди Констанс. — Знаменитый художник.

— О, вы мне льстите, — растаял я. — Ваша Светлость. — Я поклонился и щелкнул каблуками. Он проделал то же самое. — Тьеполо? — сказал я. — Боюсь, не знаю такой провинции…

— Одно из самых древних герцогств, — ответил он с улыбкой. У него был тихий, но очень уверенный голос — словно большой механизм в отличном состоянии, который используется лишь на сотую часть своей настоящей мощности.

Он повернулся к Белле.

— Мисс Белла Пок, — представила ее леди Констанс.

Он без тени сомнения взял ее ручку в свою огромную лапищу.

— Боюсь, Ваша Светлость, — проворковала она, — что я совсем мало знаю историю вашей страны.

— О, моя несчастная страна! — сказал дуче, дурашливо воздел руки и изобразил горькую улыбку. — Но не будем здесь и сейчас вспоминать былые горести. Возможно, вы окажете мне честь и отужинаете со мной?…

Глаза Беллы сверкнули.

Я начал двигаться со скоростью ревнивой пантеры. Если вы когда-нибудь такую видели, вы поймете.

— Ваша Светлость, — перебил я. — Я бы счел большой честью, если б вы согласились позировать мне для портрета.

Дуче недовольно сжал губы.

— Увы, это невозможно. Я вскорости отбываю на Континент. К тому же живопись… — Он слегка пожал плечами. — Я говорил нашему другу Чудоу — кстати, где он? — что живопись это весьма… старомодно?