Сергей Лавров - Заначка на черный день

Он все нагибался, чтобы увидеть мое лицо, а я все отворачивалась, пятилась, подставляя тыльную часть, туго обтянутую брюками, пока он, наконец, на нее не переключился. Тут его художественное чувство сработало, он не удержался от восхищения:

— Идеально! Вот настоящий женский зад! — и, не успела я ничего предпринять, как этот эстет платонически, но весьма ощутимо шлепнул меня по этому самому идеалу и вознамерился ощупать его как следует.

— О, черт! — воскликнула я, отпрыгнула — и почти лоб в лоб столкнулась с охотниками за волшебным чемоданчиком, скорыми шагами выходящими из сценического аппендикса.

Они, ухватив своими клешнями за голые плечи, грубо вели, почти тащили к раздевалке рослую, худую, темноволосую девушку, жирно намазанную с головы до пят кремом с блестками.

Пришлось мне приткнуться к стеночке и некоторое время потерпеть… так сказать, эстетические изыскания этого Пикассо. Не готова я была к такому повороту событий, честно скажу! Все хватала худрука за шаловливые ручки, точно институтка на первом танце с подгулявшим гусаром. Конечно, к настоящей женщине мужчины пристают и спереди, и сзади, но не так же экспансивно и прямолинейно!

— Одевайся! — тем временем прорычал «биток» девушке. — Поедешь с нами! Покажешь, где живет твоя подруга — ничего с тобой не будет!

Наташа Костерева — судя по развитию интриги, это именно она угодила в лапы бандитов, — вела себя достаточно мудро, я бы даже сказала — мужественно. Головы не потеряла, по крайней мере. Видя по лицу охранника, что в заведении ее никто защищать не станет, она, почесывая босой пяткой голую тонкую лодыжку, сказала Максиму:

— Я поеду, только чтоб никаких с меня вычетов! Пусть оплатят за сегодня, как за полную программу! — и обернулась к бандитам. — Дайте хоть вымыться, бакланы… Вся же жирная… одежду испачкаю… И не пялься здесь на меня!

— Не возись только! По-быстрому! — скомандовал «биток». — А то и такой возьмем! Без упаковки! За второй сорт сойдешь!

Господи, чего только не приходится переживать нашим девчонкам… Она, двигая голыми ягодицами, пошла куда-то в душевые, «биток» — за ней, и тут я, улучив момент, развернулась и съездила худруку по физиономии. От всей души. За наше женское достоинство.

Ручка у меня, между прочим, сухонькая, костистая и крепкая. «Петушок» отшатнулся — и шлепнулся задницей в остатки лужи, так, что брызги полетели вокруг. Лицо его выражало обиду и изумление.

— Максим! — жалобно взвизгнул он. — Меня бьют! Кто она?!.

Совершенно некстати в дверь, через которую я вознамерилась спешно ретироваться, ввалилась подмога, вызванная охранником. Их много было, они все лезли и лезли, один за одним, в униформе, с пистолетами и дубинками наизготовку. Двое дружков-бандитов отступили в угол, ощерились. Максим кинулся утрясать ситуацию, а я в наступившей сумятице, не находя другого выхода и чувствуя, что меня вот-вот схватят и Маргаритин сосед признает во мне мегеру с молотком, метнулась в кулисы — через сцену в зал! Информации для дальнейших действий у меня было достаточно!

Легко сказать: через сцену — в зал! Кто хоть раз выходил на сцену, тот знает, что все «юпитеры» светят в глаза актерам. Создается своеобразная световая завеса, и с этого великого театрального подиума ни черта вокруг не видно! Только ярко высвеченный круг, а за ним — темнота. Будто там и нет ничего.

Я легкой пташкой выпорхнула на эти доски, истоптанные тысячами ног, залитые потом танцовщиц, засыпанные пудрой и тальком, чтобы ступни не скользили. Думалось мне, что я незаметной мышкой прошмыгну по лесенке вниз, найду Веника у автомата — и мы побежим на стоянку караулить бандитов, чтобы проследить за ними до жилища бедной Натальи и сбежавшей с моим чемоданом авантюристки Светы. Черт, где же эта лесенка? Когда я мирно сидела в зале за столиком, мне и в голову не пришло присмотреться! А теперь в глаза ударил яркий свет прожекторов, тьма обступила подиум, и за ней лишь по шуму и удивленному ворчанию угадывался полный зал. Оказавшись вблизи шестов, в самом центре сцены, я растерялась, подошла к краю — и отшатнулась, опасаясь свернуть себе шею. Появление мое встречено было изумленным вздохом, за которым последовало продолжительное, выжидательное молчание. Дирижер маленького оркестра из трех музыкантов замер, пытаясь разгадать очередную импровизацию режиссера, махнул рукой — и саксофонист, дружески улыбаясь, затянул пронзительный блюз-ретро. Мой любимый блюз, между прочим!