Лариса Соболева: Магия убийства

— Автоматом? — по-деловому спросила она. Не сама дошла, а слышала об автомате, когда переговаривались Платон с Валдисом.

— Ага, — подтвердил Семен Семенович. — Тут гильз полно. Почти в упор стреляли. Трупу чуть больше суток. Дырочки в этом большом теле я у себя в морге подсчитаю, чтобы точно сказать, сколько всадили пуль, но думаю, всю обойму выпустили. Абсолютно не экономные люди. И что примечательно — по низу живота прошлись.

— Почему примечательно? — Наконец она смогла отойти от трупа, выдержав экзамен на прочность! Только немного шатало.

— Потому что обычно стреляют, чтобы убить наверняка. — Это сказал Сократ Викентьевич. — А «наверняк» располагается точно в области груди, где сердце, то есть мишень приличная. Ну, там еще и легкие есть, которые не любят пуль, потому обычно стреляют по груди.

— А почему этого по низу живота?.. — Ника не договорила, так как проглотила внезапный приступ тошноты и вытаращила глаза (в них опять потемнело).

— Карлик, наверное, стрелял, — подал глупую идею Платон, стоявший у трупа, заложив руки в карманы брюк и нарочито показывая: мне все нипочем. Он вальяжно приблизился к Нике. — Выше автомат не поднял, потому что тяжелый. Ника, ты чего упала?

Вопрос он задал тоже глупый и тихо-тихо, не для посторонних ушей, но она ответила громко, чтобы все слышали:

— У меня вегетососудистая дистония. Это болезнь такая… — Ой, дура! Теперь все эти мужики будут думать, что она смертельно больной инвалид. Ника поспешно изменила тему: — Где свидетели?

— Мы их отпустили, — сказал Холод.

— А по мне, так никакой разницы — куда стреляли, — сказал опер из уголовного розыска с пропитым лицом. — Застрелили — и дело с концом. Вы лучше подумайте: чего он сюда приперся? Место глухое, кафе-бара нет, чтобы водки выпить. Что ему в зарослях понадобилось? С кем он пришел? Мы ни одного следа не найдем, тут трава везде по колено. А кто-то ведь пришел с ним. И автоматик случайно в кустах нашел.

— Меня, признаться, все эти вопросы не волнуют, — вздохнул Сократ Викентьевич. — Убитый был исключительной мразью, должно быть, подобная же мразь и расправилась с ним. И хорошо, что количество бандитов иногда сокращается от рук самих же бандитов, раз уж государство скромничает и не берет на себя миссию мусорщика, не очищает свою территорию от мрази. А вот во времена Ивана Грозного секли на площади за малое преступление, бросали в телегу и в необжитые районы выселяли без права возвращения. А за крупное преступление — голову с плеч долой. Очень правильно.

— Такое мурло Канарейкой прозвать, — хмыкнул Платон Холод. — За что птичку обидели?

— Но убийцу будем искать, — заявила Ника с детским пафосом, вызвав улыбки. Особенно Платон ее разозлил, то есть его улыбка — отеческая, снисходительная. От нее Нику затошнило круче, чем от трупа. Но ничего, она еще покажет себя, недаром она носила имя богини победы.

Что делать, когда у себя в постели обнаружил пресмыкающееся? Наверное, этот вопрос целесообразней задавать вторым. Потому что первым будет — как не хватить инсульт и выжить, когда по твоим ногам поползет нечто живое, неопределенное, длинное и скользкое. Впрочем, в первый момент и не сообразишь, что тварь эта из семейства гадов. Ну откуда может взяться змея в большом городе и в густонаселенном районе? Разве что из зоопарка сбежать, что совершенно нереально. Мы же не в Африке живем и не в Индии, где змеи по улицам ползают. И даже когда рука нащупает округлое, упругое тело, передвигающееся при помощи мышц, даже тогда не придет в голову, что под одеялом пресмыкающееся. Только глаза способны распознать тварь божью, а может, и не божью — как знать…

Мирон Демьянович очень поздно вернулся из кабака вместе с Илоной — в два ночи. Устал зверски, когда уже невозможно ни стоять, ни сидеть, но он выпил тоника в гостиной и побрел из последних сил по лестнице в спальню, раздеваясь на ходу. В пятьдесят три выдерживать многочасовые застолья с обилием выпивки и яств трудновато. Определенную сложность представляет и постоянное напряжение, когда надо держать в фокусе несколько объектов, одновременно вычисляя, кто, с кем и зачем. Поскольку подобные мероприятия часты, обилие яств отразилось на его фигуре, теперь и печень всякий раз мстит за возлияния, а на следующий день после этого Мирон Демьянович вообще бывает никакой.

Он небрежно бросил вещи на кресло, залез под одеяло, и — о счастье, о радость — его уставшее тело замерло в упоительном покое. Из открытой форточки потянуло прохладой. Мирон Демьянович, боясь простуды, натянул на себя одеяло до самого носа, но вставать, чтобы закрыть форточку, не стал — сил не было, Илона придет и закроет. Теперь забота о здоровье стала главной целью его жизни, потому что наступил возраст, когда каждый день думаешь о смерти и не боишься, что однажды она придет и к тебе. Ах, если бы все блага свалились на него еще в юности, если б он начал с высокого полета. Но в юности была комната в общежитии на четыре человека, вечное недоедание и недосыпание, секс только по праздникам и по глубокой пьяни, когда партнерша туго соображает, что происходит. Лучшие годы прошли в нищете, теперь же у него есть все, он может позволить себе многое, и… утекает энергия, уходит здоровье, в затылок дышит проклятая старость. Мирон Демьянович посвящает своему здоровью все свободное время, но от удовольствий отказаться не в состоянии — это уж не жизнь будет, а жалкое существование. Ему опять захотелось пить, он потянулся за минеральной водой на столике рядом с кроватью…