Андрей Константинов - Решальщики. Движуха

Бодуля пошумел минут десять, а потом скис и жалобно спросил:

— Что вам от меня надо?

— Митрофанов, — коротко пояснил Зеленков. — Дай нам показания на Митроху.

— Ну ты че? Ты смешной какой-то…

— Ты тоже, — мрачно ухнул Петрухин. — Что ты жмешься, Бодуля? Заказ-то на Людоеда от Митрофанова поступил… так? Расскажи — и все будет тип-топ.

— Не знаю я ничего, — продолжил внаглую лепить Бодуля. — Коньячку плесни, Костик.

— Пей, — кивнул на бутылку Зеленков. — Только обслуживай себя сам. Слуг-то, как ты говоришь, у нищих нету.

Бодуля набулькал себе недорогого, но хорошего дагестанского коньяку, залпом выпил с треть стакана. Он лихорадочно пытался сообразить, что бы такое оригинальное предпринять, но ничего путного в голову не приходило. Оставалась лишь испытанная тактика: все отрицать, гнать дуру, прикидываться «скорбным на голову», но избегать конкретных ответов на вопросы.

Коровин закусил коньяк сигаретным дымом и «героически» выпалил:

— Я ничего говорить не буду, я устал!

— Ничего страшного, можем взбодрить, — предложил Петрухин. — Тут один тверской парнишка тоже кобенился-кобенился: ничего не знаю, ничего не помню, все забыл. Но я к нему подошел творчески — и ведь сразу все вспомнил. Ну так как, Бодуля? Взбодрить?

— Не надо, — вклинился в их разговор Купцов. — Давай-ка, Кирилл Евсеич, попробуем по-другому. Не хочешь говорить — не надо. Но пойми, что это в твоих же интересах. Ты рассказываешь на видеокамеру о том, как дело было, — и все. Ты свободен, потому что больше нам не нужен… нам нужен Митрофанов.

— Угу. А кому я буду нужен, ежели Митроху сдам?

— А в зоне кому ты нужен?

— А ты что — прокурор, что зоной меня пугаешь? — оскалился Бодуля.

— Нет, я не прокурор. Но коли общего языка не найдем, то все бумаги мы отдадим в прокуратуру. И вот тогда ты окажешься на зоне. Надолго.

— Ты это бакланам впаривай! Нет у вас против меня ничего, кроме слов этого желторотого.

Трое бывших ментов рассмеялись.

— Кстати, Бодуля, у тебя адвокат есть? — «вспомнил» Купцов.

— Есть, — оживился Коровин.

Он даже удивился: как же это забыл про адвоката-то?

Наверно, потому, что здесь все-таки не ментовка. Потому, что он видел избитого и закованного в наручники человека и Петрухина с резиновой палкой в руках.

— Есть у меня адвокат!

— Вот и давай-ка пригласим его сюда, а он оценит ситуацию. Так сказать, в условиях, приближенных к боевым. А потом даст тебе профессиональный совет. На предмет «что лучше?»: отмазывать Митроху или спасать свой организм…

Адвоката вызвали, и уже через полчаса он был в «Фениксе».

Борис Ефимович Розинер оказался седым и тощим мужиком лет пятидесяти с сильной дальнозоркостью. Умные глаза его, увеличенные толстыми плюсовыми линзами, выглядели по-совиному огромными.

Решальщики минут за пять изложили адвокату ситуацию и в заключение прогнали пленку с признаниями Мирошникова.

— Вот эту кассетку и присовокупленные к ней прочие документы мы сегодня же отдадим в прокуратуру. Как вы думаете, господин адвокат, сколько времени при таких раскладах ваш клиент пробудет на свободе? — спросил Купцов.

Адвокат все понял и попросил возможности поговорить с клиентом приватно.

Им, разумеется, разрешили, и через четверть часа Бодуля вовсю «давал интервью» перед объективом видеокамеры. Интервью предшествовал невеликий комментарий господина Розинера о том, что его клиент дает показания добровольно, побуждаемый глубоким раскаянием.

Между прочим, сугубо «от раскаяния» Бодуля к тому времени успел врезать несколько полтинников коньяку и даже высказал робкое желание шмальнуть косячок. На что Котька решительно ответил: «А вот это уж хрен! Нечего мне тут притон устраивать!»

Под запись Коровин, понятное дело, попытался впарить свою версию событий, однако Дмитрий привел в кабинет Мирошникова.

И тогда Саша Кирюшу… э-э-э-э… чутка поправил.

А потом уже и сам адвокат отсоветовал Бодуле лапшу вешать.

Так что в конечном итоге у приятелей получилось вполне себе познавательное и аргументированное видео — и с Мирошниковым, и с Коровиным.

Пока шла работа с Бодулей, отряженный Зеленковым сотрудник СБ сгонял на Апрашку, где прикупил на рост и фигуру Мирошникова недорогих, но вполне сносных шмоток китайского шитья.

Вскоре после ухода Бодули Сашу переодели. В качестве последнего штриха Котька, не без брезгливости, сунул ему в нагрудный карман смятую тысячную купюру со словами: «Всё. Больше никто никому ничего не должен».