Ольга Некрасова - Платит последний

Ивашников удивился:

— Ну и чего вы добились? «Поларис» ваш задолжал не мне лично, а моей фирме. Завтра директор вам скажет: «Платите», послезавтра — бухгалтер… Вы что, всех собрались переловить?

— Так скоро не с кого будет спрашивать, Николай Ильич. «Полариса», считай, уже нет, есть «Сириус», — объяснил Брехунец. — Коньяк ваш давно продали, а деньги слили на «Сириус». Потом объявили бы, что «Поларис» разорился и спрашивайте долги с Пушкина. Сами понимаете, это не единственная такая операция. Полмесяца не хватало, чтобы все закончить, а тут ваш Виталик наехал: «Платите, а то хуже будет, у нас ментовская крыша!» Представляете, если бы в такой момент приехали менты и стали тут разбираться?! Я хотел заплатить, Николай Ильич. От греха подальше. А они решили вас придержать на две недельки — думали, Виталик без вас ничего не сможет. Теперь сидят. Шустрый у вас мильтон. Мал да удал, мне бы такого.

— На том стоим, — автоматически ответил Ивашников. Голова шла кругом: это кто мал да удал, его шкафы, оба под метр девяносто? А самое главное, Виталик действительно не мог с ними связаться. Он их в глаза не видел.

— Я вам заплачу, не сомневайтесь, — пообещал Брехунец. — У «Полариса» счет еще не арестовали. С утра и заплачу.

— Ты меня лучше выпусти. Если не боишься, — сказал Ивашников.

Брехунец вздохнул:

— Не боюсь, а не могу. Ключ вместе с хозяином в милицию забрали, а если я стану звонить в милицию, меня сделают соучастником: скажут, знал и молчал. Я о чем хотел попросить, Николай Ильич: не выдавайте меня, а? Я ведь и сам пострадал побольше вашего, меня сегодня убивать приходили. А с вами я честно, деньги обещал перечислить — и перечислю.

— Да подавись ты своими деньгами! Думаешь, мне весело тут в сортире сидеть?! — взорвался Ивашников.

— Не в сортире, а в санблоке, — счел нужным поправить Брехунец. — Там у вас еще душевые кабинки согласно санитарным нормам.

— Господи, ну при чем тут санитарные нормы?! Издеваешься?!

— А при том, что содержали вас гуманно. Обед носили из ресторана, я свои личные деньги платил, — обиженно пробубнил Брехунец. — И еще вы поймите, Николай Ильич, я ведь мог сейчас просто уйти, и никто бы не доказал, что я про вас знаю. А я сам к вам подошел. Доверился.

— Да успокойся, никому я про тебя не скажу, — сдался перед брехунцовским занудством Ивашников.

— Нет, честно? А то знаете, Николай Ильич, в вашем положении человек что угодно пообещает, а потом освободится и начнет мстить.

Ивашников снова засомневался, не издевается ли над ним Брехунец.

— Иди отсюда, — сказал он. — Иди, скорбный разумом, не выводи меня из себя.

Скорбный разумом помолчал и сказал:

— Я, Николай Ильич, хочу, чтобы вы искренне меня простили, а не на словах. Да и прощать-то в общем не за что. Я же тут ни при чем!

— Позвони моим, — сообразил Ивашников. — Прощу и свечку за тебя, обормота, поставлю.

— Говорите номер, — потребовал Брехунец голосом решившегося на геройство человека. — Только как я представлюсь?

— Ну зачем тебе представляться, ты что, на дипломатическом приеме? Скажешь, что Ивашников находится по такому-то адресу, и все.

Ивашников назвал телефон их с Лидией квартиры, и Брехунец ушел.

А Лиде-то за что такие треволнения? — подумал Ивашников. Мне — понятно за что: за богатство. Но я-то хоть знаю, чем рискую и за что. Я управляю капиталом, а это не всегда удовольствие, но всегда хорошая доза адреналина в крови, самоуважение, интерес к жизни, наконец, качество жизни — здоровая еда, спорт, отпуск на Гавайях, где я, кстати, не был. Я и в отпуске пять лет не был. Работать интереснее, чем дуться в преферанс на пляже, капитал — наркотик, а я — наркоман. Но женщинам-то, женам, достается от этого наркотика самое неинтересное: деньги тратить. Магазины сумасшедшие, примерки, стоишь весь в поту и берешь что попало, а дома видишь, что рукава длинны, а брюки коротки. Или женщинам это интересно? Так или иначе, я рискую из-за капитала, а Лида рискует из-за меня. Могли ведь украсть и ее. А уж детей крадут сплошь да рядом. Вот вернусь, а она скажет: «Извини, дорогой, я тебя люблю, но такая жизнь не для меня»…

— Никто не отвечает, — мятым голосом пробубнил в щелку Брехунец.

У Ивашникова екнуло сердце — где Лида?

— Ты подольше звони, — сказал он. — Квартира большая, она, может быть, на кухне и сразу не услышала. Или не успела подойти.

— Вы, конечно, извините, Николай. Ильич, но у меня нет времени дожидаться, пока на кухне кто-то там услышит, — с неожиданной твердостью в голосе заявил Брехунец. — У меня поезд через час. Вашего Виталика тоже нет дома, я звонил. Дайте такой телефон, чтобы наверняка попасть. В третий раз я вам звонить не побегу, мне уезжать надо.