Галина Полынская - Москва необетованная

Огромный рыжий, вечно голодный кот Чубайс сидел на подоконнике, осоловело таращась в окно. Вениамин подумал, что кота, каким бы он паскудным не был от самого своего рождения, покормить напоследок все-таки нужно. Вениамин извлек из холодильника банку бычков в известном соусе, и у котяры мигом пробудился интерес к хозяину.

- Уа-а-а-а! - взвыл он, тяжело прыгая на стол.

Передреев поднял по привычке руку, чтобы смести домашнего питомца на пол, но передумал, ведь Чубайс был единственным существом, делившим с Вениамином последние часы жизни. Вениамин открыл банку и поставил перед котом. Издавая низкое утробное рычание, Чубайс набросился на бычков, а Передреев открыл, купленную специально в честь самоубийства, хорошую водку, и налил полный стакан.

- Эх, Чубайсик, - сказал Передреев, смахивая случайную слезу, - вот так-то все и бывает.

Так как кондуктор вешался впервые, он не знал, какие именно слова следует произносить в подобной ситуации, поэтому молча выпил полстакана. Закусив сухим соленым огурцом, давно скончавшимся в тарелке, Вениамин глубоко вздохнул, и в его душе всколыхнулось щемящее, непреодолимое желание хоть с кем-нибудь кроме кота разделить остаток своей жизни. Поговорить с кем-то, сказать кому-нибудь, что есть на свете такой человек Вениамин Передреев и что скоро его не станет не этом свете. На глаза Вениамина навернулись слезы и, открыв дверь балкона, он вышел к людям. С его третьего этажа виднелась узкая полоска тротуара и вечно шумящая дорога с двухсторонним движением. Сбоку, на тротуаре, присоседилась куцая автобусная остановка и две круглосуточных палатки, вокруг которых днем и ночью роились алкоголики всех видов и мастей.

Передреев стоял на балконе до тех пор, пока не замерз, но так и не придумал, как же раздобыть живого человека, способного выслушать, понять, а может и отговорить его, Вениамина, от этого страшного, но неизбежного шага. А ведь Передрееву действительно было необходимо, чтобы его отговорили, иначе пришлось бы вешаться, отступать некуда. К палаткам и алкашам Вениамину идти не хотелось, в этот час с ним рядом должен был быть достойный человек, способный выслушать и подумать о чем-нибудь более возвышенном, а не только о том, как бы поудачнее слупить с Вениамина четвертак на бутылку.

В невысказанной никому тоске смотрел кондуктор, как Чубайс дожирает бычков, и рука его сама собой потянулась к бутылке. Нет, не из-за того решил повеситься Передреев, что жена забрала дочку, и ушла в неизвестном направлении, не из-за того, что окончательно рехнулся и выбросился из окна в приступе белой горячки единственный друг, и даже не из-за того, что на работе все чаще и чаще намекали на "по собственному"... а потому, что однажды утром Вениамин проснулся со странным, пронзительным и тревожным чувством осознания себя единицей мира, никчемной песчинкой под огромными колесами Бытия. И так сильно, так невыносимо было это незнакомое ранее чувство, так неизведанно и огромно оказалось оно, что Передреев не пил четыре дня, размышляя над своим открытием. Не понял Вениамин, что проснулся он в то утро философом и мыслителем. Мучался он от собственной никчемности в этом мире и, в конце концов, пришел к единственному правильному, по его мнению, решению - куску розового цветочного мыла и толстой веревке.

- Вот такие вот дела, Чубайс, - сказал Передреев, залпом опрокидывая стакан. Потянувшись к последнему сухому огурцу, Вениамин случайно бросил взгляд на кота. Чубайс, закончив свою трапезу, сидел на столе, смотрел на хозяина огромными пустыми глазами навыкате, и скалил острые зубешки в узенькой улыбочке.

- О-ох... - тихо выдохнул Передреев и, схватившись за сердце, тяжело сел мимо табуретки. В дверь позвонили.

Эпизод 4

Баба Настя.

Тридцать лет баба Настя гнала самогон, и начхать ей было на все правительства с их глупостями, вроде сухих законов. В совершенстве владея этим ремеслом, она была знаменита на все Люберцы. Продукция бабы Насти в рублях ценилась не ниже "кристалловской" водки и шла нарасхват. Ходили упорные слухи, что самогонщица баснословно богата, но подтвердить это фактами было трудновато.

Жила баба Настя в старом двухкомнатном доме с низкими потолками и грязными окнами. На крошечной кухне с трудом помещался стол, табурет, двухкомфорочная допотопная плита, засаленное синее АГВ и покосившийся шкафчик с посудой. В одной комнате с железной кроватью и радио на стене, жила баба Настя с двумя мрачными, молчаливыми кошками, другая была закрыта от случайных глаз, там Настя творила свое чудо-зелье.