Вадим Россик - Кто рано встаёт, тот рано умрёт

– Я прошу вас воздержаться от появления здесь в таком вызывающем виде, – ещё суше произносит Бахман. – Отправляйтесь спать, герр Трепнау. Поговорим завтра.

– Все равно пить не брошу, а курить буду! – упрямо заявляет Эдик, покидая столовую. Скамейку он оставляет там, где уронил.

Что касается меня, то я доволен, что Эдик жив. На радостях беру себе добавку. Эрих поднимает Алинку на руки и, попрощавшись, уходит. Творческие люди тоже один за другим исчезают из столовой. Длинный стол пустеет. «Чюсс! Чау!» Вижу, как Бахман встаёт со своего места и направляется к выходу. Держится тощий маэстро прямо, словно прусский гренадер. Посади такого гренадера даже на кол, у него лишь выправка станет строже. Внезапно мне в голову приходит мысль. Не знаю, умная она или нет, но я уже решительно торможу руководителя студии.

– Один момент! Не могли бы вы мне помочь?

Бахман с удивлением оглядывается.

– Что вы имеете в виду, герр писатель?

– Я хотел бы посмотреть выставку картин вашей студии. Прямо сейчас.

Бахман задерживается на пороге.

– Но мы не успели повесить все работы. Впрочем, большая часть готова к выставке.

Я согласно киваю. Подумаешь. Напугал осла морковкой.

– Значит, посмотрю те, что уже можно.

Бахман нерешительно глядит на меня, но тут же соглашается.

– Ну, хорошо. Идите за мной.

Проходим тёмным коридором до винтовой лестницы, спускаемся на первый этаж. Несколько шагов и мы в большом зале западного крыла. Маэстро протягивает руку к электрическому выключателю, чтобы зажечь свет, но я поспешно останавливаю его. У меня состояние дежавю. Я второй раз пытаюсь посмотреть чёртову выставку, и второй раз натыкаюсь на неожиданное препятствие. Ну, что за непруха такая! На этот раз меня выводит из равновесия какой-то тип, который, судя по всему, яростно мастурбирует во мраке, бесконечно повторяя: «Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!..» Тип стоит на коленях перед небольшой картиной, прислоненной к стене, задыхается, всхлипывает.

Извращенцу хватает минуты, чтобы закончить своё циничное действо. Он издаёт стон удовлетворения, тщательно вытирает носовым платком картину, поднимается на ноги и почти бегом покидает место преступления. Когда знакомая фигура растворяется в темноте, я поворачиваюсь к своему безмолвному спутнику.

– Вы тоже узнали его?

Бахман кивает.

– С ним необходимо поговорить. Немедленно! Вы знаете, где его комната?

Бахман мнётся.

– Но сейчас уже поздно, герр писатель. Давайте лучше завтра? Рано утром. До завтрака.

Я усмехаюсь. Поздно по немецким меркам. В Байроне после восьми вечера в гости не ходят.

– Кто рано встаёт, тот рано умрёт.

– Поймите. Сейчас я просто не в состоянии. Столько всего ужасного произошло за последние дни. Голова кругом идёт.

Я сдаюсь.

– О’кей. Пусть будет по-вашему.

Мы подходим к картине, которую только что осквернил паршивец. Бахман достаёт зажигалку и подносит синеватый огонёк ближе к полотну. С холста нам, как живой, улыбается Харди Курц.

Вот и наступила суббота. Напрасно мы надеялись, что к завтраку инспектор Сквортцоф триумфально прискачет в Замок на белом коне с головой преступника, насаженной на остриё копья. Не тут-то было. Когда я, зевая во весь рот, добираюсь до столовой, меня встречают всё те же невесёлые лица: Бахман с трубкой, Эрих с большой головой, Лиля с посудой, Алинка с вымазанной манной кашей мордашкой, Понтип с сандаликами под столом, Кельвин с галстуком-бабочкой, Никс с большими очками, Эдик с похмельем, Почемутто с итальянским темпераментом, Кокос с блудливыми глазками, Круглый Ын с невозмутимым видом, Селина с мокрой мочалкой вместо причёски и Урсула в голубой майке. Весь мой список потенциальных убийц налицо. Не хватает только Баклажана и Мари. Видимо, девушки ещё пудрят носики.

«Халло! – Халло! Хай! Сервус! Грюсс готт! Привет!»

С сочувствием жму безжизненную руку Эдика и устраиваю себе гнездовье рядом. Мой друг скукожился в печали. Впрочем, это не удивительно, если вспомнить его вчерашнее состояние. Дружба дружбой, а похмелье врозь. Пока я занимаюсь куриным яйцом, Эдик наклоняется к моему уху и шепчет, обдавая запахом перегара:

– Вадим, ты не знаешь, какой идиота кусок приволок в столовую скамейку с улицы?

– Это был ты, – лаконично отвечаю я. Эдик недоверчиво смотрит на меня.

– Точно? Или шутишь?

– Точно. Точнее теста на беременность.

– Да я её, наверно, и с места-то не сдвину! – всё ещё сомневается Эдик.