Михаил Ежов - Башня из красной глины

— Не скажете, чем ваша лаборатория занимается? — Смирнов, достал блокнот. — Хотелось бы составить общее впечатление об… интересах погибшего.

— Интересах! — фыркнул Самсонов. — Да Марухин только и думал что о работе.

— Понимаю, — кивнул Смирнов.

— Сфера наших исследований сейчас крайне актуальна как в масштабах России, так и в мировых. И наш руководитель был фигурой, определяющей многие тенденции в генетике человека. Он был очень известен и уважаем в научных и медицинских кругах. И, должен сказать, абсолютно заслуженно!

— В этом я не сомневаюсь, — сказал Смирнов. — Но хотелось бы узнать побольше о работе вашей лаборатории. Генетика действительно так востребована? Просто мне всегда казалось, что это что-то из области отвлеченных наук. Ну вроде философии, что ли. То есть разве генетика применима в таких масштабах на практике? Я, конечно, слышал о генномодифицированных продуктах, но…

— Это совсем другое, — прервал полицейского Самсонов. — Как я уже сказал, мы занимаемся генетикой человека. А вернее, генной терапией. Вы что-нибудь слышали о ней?

— Нет. Так что излагайте попроще, профессор.

— Постараюсь. Видите ли, существуют заболевания, передающиеся по наследству. А иногда они являются результатом случайных или закономерных мутаций. Могу вам сказать, что по статистике почти у сорока из тысячи новорожденных обнаруживаются наследственные болезни. В России каждый год рождается сто восемьдесят тысяч младенцев с генными отклонениями. Причем число подобных заболеваний растет с каждым годом. Например, если в 1956 году науке было известно только семьсот форм, то к 1986-му их стало уже две тысячи. А в 1992-м зафиксировано уже больше пяти тысяч семисот. К счастью, хотя бы некоторые из них можно лечить.

— Это и есть генная терапия?

— Именно. Разрабатываются специальные препараты на основе нуклеиновых кислот, которые корректируют генные мутации. Новая генетическая информация вводится в клетки, что позволяет лечить наследственные болезни. Существуют два основных подхода: либо чужеродную ДНК вводят в зиготу или эмбрион на ранней стадии развития, либо генетический материал поступает лишь в соматические клетки. Но в таком случае он не передается половым клеткам, и следующие поколения не наследуют корректировку. Первый способ, конечно, предпочтительнее, но он осуществим, только если болезнь обнаружена на самых начальных стадиях развития.

— Думаю, я понял, — прервал Смирнов профессора, видя, что тот увлекся любимой темой, и опасаясь, как бы ответ на вопрос не обернулся лекцией. — Я правильно понял: вы делаете лекарства?

— В том числе. Это, так сказать, конечная цель наших исследований.

— Сотрудничаете с фармацевтическими компаниями?

— А как же? Кто же еще оплатит нашу работу?

— Ясно. Мне бы хотелось теперь побеседовать с остальными.

— С теми, кто входил в исследовательскую группу Марухина? — уточнил Самсонов.

— Именно. Сколько всего человек?

— Включая меня — семь.

Смирнов вытащил листок, на котором был распечатан отчет Дымина о беседах с коллегами погибшего.

— Давайте сверим список, — предложил следователь.

— Я, моя жена, Кушекова, Кожин, Викулова, Золина, Бирюков.

— И кто чем занимается? — Смирнов достал блокнот и быстро написал список, оставив место справа. — В самых общих чертах, естественно.

Самсонов вздохнул:

— Я и Люда отвечаем за весь процесс, так сказать. Кроме того, моя жена — вирусолог.

— Вирусолог? — удивился Смирнов.

— Разумеется. После открытия и изучения механизмов трансформации клеток опухолеобразующими вирусами подобные специалисты необходимы в каждой лаборатории, занимающейся генотерапией.

— Ясно. Давайте дальше.

Самсонов продолжил:

— Хорошо. Кушекова — это наша лаборантка. Она готовит посуду, реактивы, убирается и так далее.

Смирнов кивнул, строча в своем блокноте.

— Кожин, младший научный сотрудник, наш техник. Приборы, оборудование — все на нем. Я называю всех по фамилиям, потому что вам, наверное, так удобнее.

— Да-да, спасибо. Инициалы у меня есть.

— Хорошо. Значит, так, кто там дальше? Викулова, старший научный сотрудник, она по образованию фармацевт, так что на ней собственно лекарственные препараты. Золина делает анализы, а Бирюков — это наш химик. Едва ли не большая часть работы зависит от него. Доктор наук, между прочим, — гордо заключил Самсонов.

— Это все, кто работает в вашей лаборатории? — на всякий случай уточнил Смирнов.