Елена Арсеньева - Коллекция китайской императрицы. Письмо французской королевы

И он, бедняга, пошел, ужасно себя презирая… А наши коварные интриганки просто посидели и похихикали на лавочке, потому что ничего, даже чудесного швейцарского мороженого «Ben & Jerry’s Mocha Swiss Chocolate», уже не могли втолкнуть в свои переполненные животики.

Но, что характерно, с тех пор отношение Мориса к «Макдоналдсу» ничуть не изменилось в лучшую сторону. Напротив – даже еще усугубилось! Так что Марине с Алёной приходилось еще сильней конспирироваться, когда они решались посетить «плохое место».

– Да нет, фрески обрушились в Талле раньше, – сказала сейчас Алёна, сдерживая предательски расплывающиеся в улыбку губы, – до моей экскурсии. Но обещали, что комнату и башню вот-вот откроют снова…

– Наоборот, – покачал головой Морис. – Ближайшие несколько дней замок будет вообще закрыт для посещений, потому что там кто-то умер, какой-то посетитель. Я слушал радио, пока переодевался после бассейна. Кстати, это случилось именно в тот день, когда вы там были, Алёна! Вы с моей женой просто притягиваете какие-то невероятные и неприятные происшествия.

– Так что ж мы сидим? – нетерпеливо воскликнула Марина. – Давайте послушаем радио, скоро как раз начнутся новости!

– Давайте лучше вон в то бистро зайдем, – предложил Морис. – Тогда мы сможем посмотреть новости по телевизору.

– Одно другому не мешает, – резонно заметила Марина и включила приемник.

Из дневников и писем графа Эдуара Талле

Мне хочется вспомнить, как все было. То есть мне не хочется вспоминать, но я стал бояться, что с нами что-нибудь случится в России, и тогда никто ничего не узнает. А так… Быть может, хоть эти бумаги попадут Альберу. Нет, само собой, я от души надеюсь на лучшее, однако больше не верю стране, в которой был так счастлив на протяжении десяти лет, с тех пор как уехал из Маньчжурии…

Там осталось только самое страшное. А начиналось все чудесно. Воистину чудесно, ибо это страна чудес. Такая красота… такие поэтичные легенды… В Маньчжурии очень многое связано с именем небесной красавицы, Серебряной Фей, и считается, что все ее пылкие встречи с земными мужчинами, в том числе с возлюбленным Чжу, происходили именно в Маньчжурии.

Не передать, как я был увлечен своей новой жизнью. Все навевало нам с Шарлотт мысли о любви, о неистовой страсти. Признаюсь, тогда я, наверное, несколько манкировал своими служебными обязанностями: супружеские обязанности влекли меня куда больше! На меня так действовала эта странная земля, что я думал только об одном.

И тут нам потребовалось ехать в Пекин в составе протестной делегации иностранных дипломатов, возмущенных обращением императрицы Цыси со своим племянником.

Я уже видел государыню раньше, когда вручал ей свои верительные грамоты. Шарлотт тогда тоже была со мной и, в числе жен других иностранных консулов и сотрудников посольств, была удостоена приема императрицы. И потом взахлеб рассказывала мне о том, как их провели по приватным покоям и показали наряды государыни… в некотором роде национальные реликвии, вещи огромной ценности.

Шарлотт записала свои впечатления, и я очень любил перечитывать ее записи, потому что ни одному мужчине не удавалось увидеть то, что императрица показала женщинам. Не могу удержаться и приведу их здесь.

«О, ее наряды! Мне казалось, я брежу… Ничего подобного просто нельзя было увидеть в реальности!

Для повседневной носки у императрицы имелось триста платьев-халатов, которые хранились в лакированных коробках, обвязанных желтым шелком. Каждый халат отделывался жемчугами и нефритом. Мы не смогли посмотреть их все, на это потребовался бы целый день. Чаще всего государыня надевала халат из бледно-зеленого атласа, расшитого иероглифом «долголетие» и покрытого драгоценными камнями. Поверх набрасывала накидку в виде сетки, сшитую из жемчугов и отделанную кисточками из нефрита. Накидка затягивалась двумя нефритовыми пряжками. На правом плече с верхней пуговицы свисал шнурок с восемнадцатью большими жемчужинами, отделенными друг от друга плоскими кусочками прозрачного зеленого нефрита. Возле же пуговицы был прикреплен огромный рубин, от которого спускалась желтая шелковая кисточка, увенчанная двумя крупными жемчугами.

Придворная дама, которая показывала нам наряды, рассказала, что государыня, готовясь к встрече с иностранными дипломатами и их женами, придирчиво перебрала тридцать халатов. Но сочла, что ни один из них не годится, и велела принести еще несколько. Наконец выбрала то, в чем мы ее видели: голубой халат, на котором было вышито сто драгоценных бабочек. Ее руки украшали два браслета: один из жемчуга, другой – из нефрита. На пальцах было несколько нефритовых колец. На браслетах и кольцах тоже были изображены бабочки.