- Я не могу надеяться на то, что "авось, пронесет", Алик! - Смирнов вынул себя из глубокого кресла и в три шага, доковыляв до телефонного аппарата, снял трубку и набрал номер. Долго ждал, пальцами левой руки выбивая на зеленом сукне стола в ритме марша нервно-воинственную дробь. Заговорил, наконец: - Здравствуйте, с вами говорит Александр Иванович Смирнов... Да, да, именно он... Мне необходима справка о том, кто проживает в квартире сто восемьдесят один в доме на набережной... Да, тот самый... По тому, который у вас имеется, телефон Спиридонова... Жду.
Смирнов проследовал к своему креслу, уселся и, ни на кого не глядя (глядя в пол), стал ждать.
- Может поужинаем, пока ждать приходится? - предложил Алик.
- Они обещали уложиться в пять минут, - объяснил ситуацию Смирнов.
Они успели за три минуты. Их звонки были тревожно-длинные, как междугородние. Спиридонов снял трубку и перекинул ее через стол Смирнову. Акробатический этюд был исполнен блестяще: Смирнов поймал ее, как надо микрофоном вниз, телефоном вверх - и без паузы заявил в нее:
- Я слушаю... Алик, записывай... Ходжаев Алексей Эдуардович, кандидат искусствоведения...
- Ленчик! - ахнул Казарян. - Ленчик Ходжаев уже кандидат искусствоведения! Уже в доме на набережной!
24
Алексей Эдуардович Ходжаев, он же в просторечьи - Ленчик, был фигурой известной в киношно-театральном мире. Явившись в Москву лет двадцать пять тому назад неизвестно откуда этот, загадочной национальности человек, сумел убедить главрежа одного, не из последних, московских театров в том, что он, Ходжаев Алексей Эдуардович, - замечательный актер, и был принят в группу. Играл он мало, случайно и довольно плохо, но главрежу стал необходим. А вскорости сильно повезло: знаменитый комедийный кинорежиссер, окончательно запутавшись в поисках героя для своей ленты, с отчаяния в последний момент взял Ленчика на эту роль. Очень быстро кинорежиссер убедился, что Ленчик явно не подарок, но деваться было некуда, надо было снимать, потому что уже завертелась неостановимая кинематографическая карусель. Кинорежиссер недаром был знаменит: фильм получился хороший и смешной, а Ленчик выглядел на экране вполне достойно. Пришла, можно даже сказать, слава. Но Ленчик не купался в ней. Он использовал ее в делах практически. Он завел множество нужных знакомств и почти до конца ушел во вторую, неизвестную театральной общественности, жизнь. А для первой числился в театре (лет через пять оттуда ушел), изредка для отмазки, а не для заработка снимался в эпизодах, клубился иногда в актерских компаниях. И процветал. И как процветал!
...Сначала грубый мужской жлобский голос спросил:
- Чего надо?
- Не чего, а кого. - Поправил его через неоткрываемую дверь суровый Казарян. - А надо мне Ленчика Ходжаева.
Теперь поправил голос:
- Алексея Эдуардовича, - и замолк. Казарян пнул ногой роскошную дверь, заглянул в глазок (он не светился, в него смотрели) и поинтересовался хамски:
- Открывать думаешь?
- Алексея Эдуардовича подожду.
Ждали недолго. Баритональный тенор весело спросил (опять же через дверь):
- Это ты, Роман?
- Рядом, значит, с холуем стоял! - с удовлетворением догадался Казарян. На что холуй отреагировал немедленно:
- Полегче, ты, пока уши целы!
- Мусульманин, что ли? - опять в догадке осведомился Казарян.
За дверью отчетливо заскрипели зубами, сразу же шум легкой борьбы, а затем успокаивающий всех и вся голос Ходжаева:
- Уймись, Аскерчик, он не со зла!
- Он у меня еще попляшет, армянская морда! - не успокаивался холуй, в голосе которого уже ощутимо скрежетал акцент.
- Спокойней, спокойней, Арсенчик! И учти, во мне одна восьмая крови армянская - с едва уловимой угрозой завершил миротворческую свою миссию Ходжаев и открыл дверь.
- Ходжикян! - подтверждая частичную принадлежность визави к армянскому народу, приветствовал его Казарян.
- Казаров! - обрадовался возможности исковеркать фамилию гостя Ходжаев. Довольные каждый самим собой, они, обнялись, похлопали друг друга по спинам и расцепились, наконец.
Казарян огляделся. У вешалки, роскошной вешалки - гардероба стоял рослый кавказский качок - сверкал глазами и тряс губами. Казарян, на ходу снимая плащ, направился к вешалке. Качок стоял, как приколоченный к полу. Казарян, стараясь не задеть его, повесил плащ, двумя руками погладил свою прическу и вдруг неуловимым коротким движением нанес кованым башмаком страшный удар по левой голени кавказца. Ничего не понимая от дикой шоковой боли кавказец медленно сгибался, когда Казарян ударил его правой в солнечное сплетение. Качок не сгибался, он теперь сломался на двое. Казарян схватил его за волосы и ударил его голову об резко идущее вверх колено. За волосы же с трудом отбросил в сторону.
Читать дальше