Николай Леонов - Ценник для генерала

— Так Сашка Клименко и спился, потом помер. А Пашка в уличную компанию попал, чуть в тюрьму не посадили. Так вам это все известно! А вы, Лев Иванович, при какой должности-то, почему с этим связаны были?

Пришло время объединять прошлое с настоящим. Шить предстояло белыми нитками, но деваться было некуда. Требовалось провести профессиональную экспертизу снимка, сличение, получить официальный документ, подтверждающий результаты этой работы. Теперь все представало совсем в ином свете.

— А у вас, Галина Семеновна, только одна фотография Альберта и его отца?

— Одна! — с каким-то непонятным энтузиазмом заверила женщина. — Я ведь ее почти тайком забрала. Когда Сашка-то, второй ее, помер, Сергей приезжал. Ольга потом сокрушалась, что он все фотографии себе забрал и ни одной с Альбертиком не осталось. Очень тяжкий разговор у них тогда был. Сережа попрекал ее, что с Клименко сошлась, второго сына не сберегла. Я ведь думаю, что это Сергей Пашку-то на путь истинный наставил. Да, не люблю я его, а все же скажу, что не бросил семью в беде. Только Оленьке теперь уж все равно. Хотя, может, и видит она оттуда, что и второй ее сынок при деле. Только вот могилку матери не навещает.

— Галина Семеновна, вы спрашивали, по какой части я служу. Так вот, я офицер российской полиции. И сюда я приехал не случайно, и с вами встретился не просто так. Я искал хоть кого-нибудь, кто может что-то рассказать мне о жизни Ольги Юнгеровой, о ее первом муже и их сыне Альберте. — Гуров говорил экспромтом, потому что мысль насчет Альберта Юнгерова плотно засела в его мозгу.

Об исчезновении всех фотографий из дома Ольги он тоже не забывал.

— Мне нужна ваша помощь, Галина Семеновна.

— Господи! — Женщина всплеснула руками. — Неужели случилось что?

— Я пока не знаю. Нужно разобраться во всем. Вы ведь понимаете, как легко обвинить человека, а вот извиняться потом очень трудно. Да и нужны ли ему будут извинения, если он на весь мир опозорен подозрениями и недоверием? Доброе имя дороже денег.

— Так что же случилось-то, Лев Иванович?

— Не хочется мне вам говорить, Галина Семеновна, расстраивать вас, но объяснять все равно придется. Вы ведь не чужой человек Ольге. Только очень прошу вас, никому о нашем разговоре! Ради памяти вашей подруги и ее детей. Никому!

— Да я же понимаю! — Женщина сжала кулачки возле груди.

— Сергей, первый муж вашей Ольги, сейчас занимается очень серьезными делами, ворочает большими деньгами. Что-то там у них произошло в этой организации. Погиб человек, один из помощников Сергея. А убили его здесь, в Пинске. Нам надо очень аккуратно разобраться во всем. Я прошу вас, Галина Семеновна, отдайте мне вот эту фотографию! Я поклянусь всем, чем хотите, что обязательно верну ее вам. Я прекрасно понимаю, насколько она вам дорога.

— Я даже… берите, раз так! Господи, чего же людям не живется-то? Она ведь так коротка, эта наша жизнь. Ведь надо наслаждаться каждым денечком, который нам отпущен! Как они так могут? Ведь всех денег все равно не загребешь. Да и куда их столько, на что тратить-то? Больше, чем в рот поместится, все равно не съешь. В трех квартирах не проживешь, на трех машинах ездить не сможешь. Вот вы мне объясните, Лев Иванович, зачем людям столько денег, что они с ними делают?

— Разве такое объяснишь?! — Сыщик горько усмехнулся. — Я на это не способен. Тут надо быть философом. Или писателем. Почитайте «Скупого рыцаря», там есть ответы.

Сегодня с головы Станислава сняли большую часть бинтов. Он лежал, блаженно улыбался и периодически жадно почесывался.

— Самая большая мечта у меня сейчас — это помыться, — сказал он Гурову, который насмешливо наблюдал за этими действиями. — Уже сколько раз просил, так нет, не разрешают! — Крячко произнес эту фразу, с притворной злобой глядя на санитарку через плечо Гурова.

Сегодня Стас выглядел значительно лучше, но почему-то уклонялся от всяких разговоров, старался побольше рассказывать о своих ощущениях и воспоминаниях, которые его, как он утверждал, периодически посещают. Крячко очень старательно вдалбливал всем окружающим, что его воспоминания — это истина в последней инстанции.

Гуров ждал, когда старый друг перестанет валять дурака. Неужели он серьезно подозревает эту санитарку в связях с преступниками? Стас считает, что она все пересказывает кому-то все то, что услышала в палате?

— Есть у меня ощущения, что я работал водителем. Да или нет? — спросил он Гурова. — Вы подождите, не отвечайте. Дайте-ка я сам попытаюсь вспоминать. Мне кажется, что, напрягая свои извилины, я добьюсь лучшего результата.