Николай Леонов - Ценник для генерала

— Редкий случай. Я пытался даже поискать такое в медицинской литературе, — сказал врач. — Обычно в подобных случаях выпадает из памяти определенный кусок воспоминаний, очень четко локализованный по времени. А тут полная потеря при внешне нормальном состоянии. Относительно, конечно. Ни комы, ни операции на черепе.

— Типун вам на язык, — проворчал Крячко и поморщился. — Головная боль просто вымотала.

Гуров размышлял. От его решения сейчас зависело многое. Легче всего назвать вымышленные имя и фамилию, сказать Стасу, что он всю жизнь прожил в Беларуси, что они коллеги по адвокатской деятельности. Но есть ли в этом смысл, не помешает ли такое сообщение восстановлению памяти?

А ведь Крячко сейчас чуть ли не узловая фигура. На него напали. Он, настоящий профессионал, понимал, кто и почему это сделал. Осталось лишь вернуть ему память, и он все расскажет. Тогда появятся ответы на многие вопросы.

«А ведь он все еще жив лишь потому, что ничего не помнит, — думал Гуров. — Наверное, в этой ситуации преступники не станут его трогать. Даже при таком развитии событий лишние трупы никому не нужны. А вот если я начну врать, тогда кто-то через доктора, по другим каналам, может, через «жучки», установленные преступниками в палате, это поймет. Негодяи сообразят, что им морочат голову, и решат, что проще все-таки довести дело до конца. Странное дело, но бывает и такое в оперативной работе, когда, разыгрывая какую-то роль, приходится прибегать к чистейшей правде. Нет, не всегда, конечно».

— Вас зовут Станислав, — спокойно сказал Гуров, наблюдая за другом. — Станислав Васильевич Крячко.

— Станисла-ав, — произнес больной, как будто прислушиваясь к звуку, пробуя его на вкус. — Крячко-о. Вот зараза, не радует слух!

Гуров молча пожевал губами. Прогресс есть. Сейчас Станислав выдал одно из своих самых любимых словечек: «зараза».

— Вы не расстраивайтесь, — попросил Гуров. — Полежите, полечитесь. Постепенно все вспомните. Никто вас не торопит.

Крячко понимающе смотрел на Гурова, но вопросов больше не задавал. Это было как-то странно. Ведь врач только что рассказывал, что его пациент всех замучил расспросами о себе. А тут пришел человек, который его явно хорошо знает, а вопросов нет. Успокоился, почувствовал надежду?

Врач поднялся со стула, положил Гурову руку на плечо и заявил:

— Я думаю, что вашего товарища не стоит переутомлять. Сейчас он испытал своего рода стресс, связанный с вашим появлением. У него возникла надежда на восстановление воспоминаний, а это сильные эмоции. Я даже вижу заметную разницу в его поведении. Будем дозировать ваши встречи и беседы. Скажем, по два раза в день. Утром и вечером. Но не очень поздно. Больной не должен перевозбуждаться перед сном. Не позже шести вечера. Хорошо?

— Да, конечно, — согласился Гуров и сказал Стасу: — Я приду завтра утром, и мы пообщаемся.

— Хорошо бы, — со странной интонацией проговорил Станислав. — Не представляете, как тоскливо тут лежать одному. Эх, а еще видения всякие во сне, воспоминания… Кто мне подскажет, какие из них ложные, а какие истинные?

— Я подскажу, — пообещал Гуров. — Я хорошо знаю ваше прошлое, Станислав Васильевич. Разберемся.

Гуров и врач вышли из палаты, где к ним сразу в кильватер пристроилась Маша.

Лев Иванович принялся громко рассуждать, стараясь делать вид, что скрывать ему совершенно нечего:

— Насколько я помню, доктор, чаще всего выпадают как раз последние воспоминания. Я прав?

— Да, ретроградная амнезия как раз этим и отличается.

— Но это не главное, — продолжил Гуров. — Важно остальное вспомнить. А что предшествовало травме, куда он упал, это не самое существенное в жизни. Надо, чтобы он себя вспомнил, потихоньку возвращался к нормальной жизни. А то ведь он и в магазин сам не сможет ходить. Да, беда!..

Гуров и Маша вернулись в машину. Девушка тут же забралась на заднее сиденье и полезла за сигаретами.

— Сделали дело, — доложила она, опередив Гурова. — Друг опознан, но с памятью у него пока беда. Наверное, он и маму родную сейчас не узнает. Вот ведь загадка какая — мозг человека.

— Помолчи, Маша, — попросил Гуров и стал рассказывать сам: — Значит, так. Я решил попытаться вызвать у него воспоминания, выложив часть правды. Я сказал, как его зовут, но не стал распространяться о нашей работе в полиции и о том, что он тут на задании, полученном в Москве.

Михаил очень внимательно выслушал Льва Ивановича, потом спросил:

— Почему? А вдруг он что-то интересное, очень важное уже узнал? А это нам в работе еще как пригодится!