Елена Басманова - Карта императрицы

– Позвольте объясниться, – голос господина Закряжного стал любезным и вкрадчивым, – нынче внешность только для прикрытия внутренности существует. Вы на мою шинель не смотрите! Это я в образе! Имею честь представиться – лучший художник двадцатого века – Роман Закряжный! Лучший портретист России! Вы не видели моих работ? – Выдающийся художник современности уставился на новых знакомцев в ожидании восторгов, но, не обнаружив на их лицах ничего, кроме некоторого любопытства, стремительно выдохнул. – О, жаль! Они выставлены в галереях Москвы и Рима, но в основном украшают частные коллекции! И члены императорской фамилии не гнушаются почтить меня своими заказами.

– Доктор Коровкин, Клим Кириллович, держу частную практику, – уже более миролюбиво ответил спутник профессорских дочерей, которому доводилось слышать имя эксцентричного художника от своих весьма уважаемых пациентов. – Вместе со мной Брунгильда Николаевна Муромцева, пианистка, и ее сестра Мария Николаевна, бестужевская курсистка.

– О, весьма польщен, – склонился Закряжный, – позвольте вашу ручку.

Он приложился своими смешными усами к перчаткам Брунгильды и Муры.

– Разрешите и мне представиться. – Перед доктором и барышнями возник, как будто из-под земли, вытянув руки по швам, малорослый толстячок. – Багулин, Модест Макарович, агент российского страхового товарищества «Саламандра». Поклонник всего возвышенного.

Мура приветливо улыбнулась толстяку, смешно шаркнувшему коротенькой ножкой в галоше, и перевела взгляд на Закряжного.

– Чего же вы желаете, господа, от мистера Стрейсноу?

Услышав свое имя, англичанин, вопросительно поглядел на Брунгильду. Она, порозовев, ободряюще кивнула своему английскому другу.

– Пустяки, ничего особенного, – оскалился Закряжный, и Мура вздрогнула от его жесткого черного взгляда, подчеркивающего ненатуральность широкой улыбки. – Мы пытались объяснить господину Стрейсноу, что хотим пригласить его в гости ко мне в мастерскую, но не смогли.

– Зачем же он нужен вам в мастерской? – удивился доктор Коровкин.

– Вы все поймете, дорогие господа, если будете так добры, что не откажете мне в маленькой просьбе – и в эту святую ночь, в пасхальную ночь, ночь всеобщей любви и прощения, соблаговолите вместе с господином Стрейсноу посетить мою скромную мансарду... Вы все поймете, вы не пожалеете! К тому же у меня уже и стол накрыт – разговляться пора... Не откажите страдальцу – по-христиански, по-православному, сжальтесь.

Казалось, Закряжный готов был упасть на колени перед доктором Коровкиным и его спутницами.

– А в чем состоит ваше страдание, господин страдалец? – лукаво спросила Мура, едва сдерживая смех, – очень забавно перевоплощался человек в задрипанной шинели.

– А в том, милая моя панночка, – умильно пропел модный портретист, – что мне нужна модель, настоящая модель! Помогите бедному таланту! Не губите!

Все невольно рассмеялись.

– Господин Закряжный! – раздался вдруг откуда-то сбоку звонкий девичий голосок.

Случайные собеседники дружно оглянулись, с гранитных ступенек храма они увидели чудом пробравшийся сквозь толпу экипаж.

– Прошу прощения, одну только минуту, – поспешно бросил Закряжный и бегом помчался вниз по пологим ступеням.

Добежав до экипажа, он начал что-то быстро говорить и размахивать руками, затем открыл дверцу и помог седокам сойти на землю. Потом заспешил обратно, часто оглядываясь на следовавших за ним: на пожилую пару и более всего на стройного молодого человека в форме чиновника Ведомства Императрицы Марии и на юную девушку, хрупкую, изящную, едва достающую ему до плеча.

– Господа, господа, – запыхавшийся художник остановился перед оставленным им обществом, – сегодня воистину чудесная ночь. Позвольте вам отрекомендовать – действительный тайный советник, господин Шебеко, Ермолай Егорович с супругой, Прасковьей Семеновной. И их внучка, Катенька, Екатерина Борисовна Багреева. Катенька – фрейлина Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны. И, наконец – служащий Ведомства Учреждений Императрицы Марии Федоровны, Дмитрий Андреевич Формозов.

– Христос Воскресе! – вразнобой воскликнули все вместе.

– Здравствуйте, Клим Кириллович, Христос Воскресе. – Неожиданно для художника супруги Шебеко первым облобызали доктора Коровкина.

– Воистину Воскресе, – доктор с улыбкой оглядел стариков, – что-то давно вы меня не беспокоите, да видать и к лучшему, выглядите вы прекрасно.