Елена Басманова - Кот госпожи Брюховец

Карл Иванович Вирхов на подвернувшемся извозчике доставил своих спутников на Николаевский вокзал. Неугомонный кандидат Тернов всю дорогу скулил и выпрашивал у Вирхова письменное разрешение на вскрытие тайника в квартире господина Оттона. Он утверждал, что приставленный к банковскому служащему агент не смыкает глаз – ждет сигнала, чтобы разворотить стену в спальне петербургского лжемасона. Вирхов уступил, только тогда юнец с вожделенной бумажкой в руке скрылся.

А Вирхов поволок Бричкина и доктора Коровкина в багажное отделение. Вид следователь имел безумный – перебудив всех и всех до смерти перепугав, он потребовал выдать бандероль, адресованную Коровкину Климу Кирилловичу. Невзрачный пакет, вынесенный заспанным служащим, Карл Иванович бережно взял в руки сам. Затем вместе с пакетом следователь и доктор отбыли в здание Окружного суда на Литейном. А Бричкин наконец отправился в свою комнатенку и поспал часок-другой. Если точнее, погрузился в полубредовое, переполненное липким страхом забытье.

Бричкин пощупал обнаженную верхнюю губу: он сбрил усы и переоделся в женское платье из-за этой несносной госпожи Брюховец. Отложив куклу, он взял в руки ручку, грыз кончик ставки, пытаясь сосредоточиться. Но поймать вдохновение не удавалось: перед внутренним его взором все время мельтешили какие-то лица, чаще всего хорошенькое личико профессорской горничной Глаши. В уме мелькали обрывки разговоров, реплики доктора Коровкина, явно ревнующего Марию Николаевну к какому-то греку Эросу. Боги любви – норвежская Фрейя и греческий Эрос – мешались в сознании несчастного детектива. Преодолевая подступившее отчаяние, Бричкин бросился писать все, что придет в голову, нимало не заботясь о красоте слога и занимательности интриги: «В программе циркового представления агентка „Господина Икса" обнаружила выступающих животных – лошадей, медведей, обезьян и одного попугая. Обследуя внутренние помещения цирка, агентка не выпускала из рук куриного крылышка в сметане...»

Аппетит приходит во время еды, а вдохновение – во время работы! Софрон Ильич так увлекся своим литературным трудом, что не услышал бряканья дверного колокольчика и испытал немалое потрясение, когда поднял глаза от листа: перед ним, подобно монументу, возвышалась госпожа Брюховец. В комнате потемнело: могучие формы и шляпа, из-за которой невозможно было бы разглядеть и ломового извозчика, преградили путь дневному свету, проникавшему в контору сквозь окно.

– О мадам! – Софрон Ильич оставил перо и менее резво, чем обычно, поднялся, опершись руками на край стола. – Рад вас видеть! Прошу вас, располагайтесь.

Дама величаво опустилась на стул, вынула из ридикюля кружевной платочек и поднесла его к уголку сухого глаза.

– Дописываю отчет для вас, мадам. – Бричкин вновь взял перо в руки.

– Не надо, друг мой. Бесполезно.

– Как бесполезно? Как бесполезно? – неискренне возразил Бричкин, пытаясь угадать ход мысли клиентки, неодобрительно косившейся на пустующее место Муры. – Агентка моя ваше поручение выполнила, информация есть, излагаю для вас сам, так сказать, шлифую стиль. А пока, не изволите ли взглянуть на отчет о норвежской богине Фрейе?

Он порылся в папочке и протянул гостье лист бумаги, исписанный каллиграфическим почерком. Та равнодушно пробежала строки глазами.

– Так я и знала, – сказала она, – в цирке вы тоже не обнаружили моего Василия?

Бричкин осторожно вздохнул.

– Бросьте писанину, – ласково приказала дама. – Вы переутомились на службе. Ведете розыск безостановочно. На вас лица нет от усталости.

– Как чувствует себя ваш супруг, мадам? – Софрон Ильич на всякий случай решил вернуть клиентку к действительности. – Как его сердце?

– О супруге моем не беспокойтесь, – мадам презрительно фыркнула, – он советует прекратить поиски,

Бричкин похолодел. Если так, то денежки уплывут, не видать им новенького «Ундервуда».

– Я тоже уверена, господин Икс, что моего Василия на земле уже нет, – изрекла госпожа Брюховец.

– Вы думаете, он утонул?

– В вас нет полета души. – Дама сокрушенно качнула головой, отчего встрепенулись птички на ее устрашающей шляпе. – Вы в синематограф ходите?

– Никак нет, мадам. – Бричкин повесил голову, чтобы скрыть нарастающее озлобление: какой синематограф, если все время уходит на безумные отчеты. – Тогда котик уже под землей? Погребен?

Бричкин со стыдом понял, что опять продемонстрировал бескрылость ума и отсутствие воображения: посетительница взирала на него с жалостью.