Александр Савельев - Аркан для букмекера

Звонок Синебродова Шнобелю послужил сигналом к действию. Он тут же послал своих людей на Бережковскую набережную, а сам поехал поговорить с адвокатом. Когда выяснилось, что задержанного повезли в МУР, он, прекрасно осведомленный о современных методах допроса, велел своему человеку следить за всеми машинами «Скорой помощи», если они там появятся. Делал он это по дружбе и без корысти — его участь не зависела от показаний Синебродова.

Утром в МУРе побывал адвокат, но единственное, что ему удалось сделать, — узнать, в какую тюрьму отправлен Синебродов.

Градолюбова тоже не сидела сложа руки. Поколебавшись, она решилась обратиться к школьной подруге. Но у Ольховцевой оказался свой взгляд на проблему, несколько неожиданный для Лидии Михайловны. Наталья Евгеньевна прямо сказала, что думает обо всем этом.

— Я очень тебя люблю и твоего Володьку — тоже. Но, прежде чем возьмусь за расследование, должна узнать его мнение. Если он согласен, пожалуйста.

— Ты сомневаешься в его невиновности?

— Лида, после стольких лет нашей безоблачной дружбы я не хочу, чтобы мы стали врагами. Сомневаюсь я или нет, не имеет никакого значения. В ходе расследования могут всплыть нежелательные или бросающие на него тень моменты. Поэтому его согласие в этом вопросе имеет решающее значение.

— Но как же я свяжусь с ним? Обвинение в убийстве — дело нешуточное. Наверняка до окончания следствия мне не позволят его видеть.

— Постарайся. Полагаю, арест не стал для него неожиданностью и он оставил тебе телефоны верных ему людей. Они тебе помогут с ним связаться.

— Да, это так. Но как ты догадалась об этом?

— Думаю, этим людям не понадобится санкция прокурора, чтобы связаться с ним. Чем быстрее они это сделают, тем меньше у нас останется сомнений.

— Значит, в принципе ты согласна?

— Да, но при условии, что на это согласен твой муж.

Шнобеля нисколько не удивила просьба Лидии Михайловны. Он все внимательно выслушал, пообещал сегодня же связаться с Володькой, но предупредил, что ни в чем остальном помогать Ольховцевой не будет.

«Он же вор в законе», — верно истолковала Градолюбова эту категоричность Шнобеля. Ольховцеву знали не только журналисты, но и воры со стажем, знали ее мертвую хватку и способность к раскрытию самых нераскрываемых преступлений.

Где-то около полудня Синебродова привезли в Бутырскую тюрьму. Санобработка, шмон, перепись вещей — обычные для всех вновь прибывающих процедуры. В камеру попал лишь перед ужином. Несмотря на то что за давностью все судимости были погашены, его сопроводили привычным формуляром: социально опасен, склонен к побегу и все прочее, как полагается. Камеру ему определили с соответствующим контингентом, к тому же крохотную, душную и набитую битком.

Раньше, когда Синебродов появлялся в камере, первым его вопросом был: «Воры есть?» Этим он объявлял всем, кто он и какую исповедует веру. Теперь он не мог этого сделать и должен был париться на общих началах. Нары все были забиты. Он присел к столу и закурил. По камере пополз аромат «Золотого руна». Подсел здоровяк в майке. Руки, грудь и спина — в татуировках.

— Тебя за что, брат?

— Проехал верхом на рыжей свинье по Красной площади.

— Скажи на милость. Значит, уже чалился? А по виду не скажешь. За что, если не стыдно признаться?

В камере притихли и с интересом прислушивались к диалогу.

— Послушай, парень. Ты сам-то кто, откуда будешь?

— Я из Твери. Прохожу по делу с боксерами.

Синебродов слышал об этом деле. Рэкет, подпольное казино, рукопашные бои без правил. Воры по этому делу не проходили. Одни приблатненные фраера, в основном из бывших спортсменов.

— В какой камере Серый? Не знаешь?

Серый — личность известная в Бутырке. Синебродов был знаком с ним по прежним ходкам. Но боксер не успел ответить. В потолок постучали условным сигналом: принимайте «уду». Мужики мигом загородили «волчок», поймали специальным крючком и подтянули к дырке в окне веревку с запиской. Читать ее стал боксер, из чего Синебродов тут же понял весь расклад в камере. Прочитав записку, спросил:

— Ты — Филин?

— Допустим. И что дальше?

— Филин или нет?

— Филин.

— Привет тебе от Серого. Ну-ка, мужики, у окна наверху освободите местечко. Залезай. Это твое.

Минут через десять начали дергать из камеры мужиков с вещами. Дышать стало полегче. Оставшиеся с уважением посматривали на Синебродова. Незадолго перед ужином открылась на мгновение кормушка, и на пол камеры упал увесистый сверток, упакованный в несколько газет. На нем жирно было написано: «Филину». В свертке были сигареты «Золотое руно», копченая колбаса, сливочное масло, шоколад и даже несколько спелых груш. В записке Серый передал просьбу жены и условия, на которых Ольховцева согласна помочь.