Александр Савельев - Аркан для букмекера

«Еще больше обнаглела. Но ап-петитная!»

— Ты не развелся?

— Пока нет. А что?

— Жаль. А то могли бы тряхнуть стариной.

— Жена в таких делах — не помеха.

— Не скажи. Какая жена, а то может и без яиц оставить.

— Типун тебе на язык. Отобьешь всю охоту.

— Так уж и отобью.

Она кокетливо взглянула на него и вызывающе поправила теснящий лифчик.

— Как водочка? Цапанула слегка? Давай еще по одной.

— За что выпьем?

— За успех безнадежного дела.

— Вот так же шутил твой покойный муж.

— Частенько он у тебя бывал?

— Раза два в месяц. Вот и намедни заходил, принес бутылку коньяка. Мы посидели с ним, выпили. Насчет Решетникова расспрашивал. Ты ведь с ним знакома?

— Еще бы. Наш начальник.

— Небось много чего такого про него известно?

— Ты прав. Одно дело делали.

— А может быть, твой муж за это и пострадал?

— О чем это ты?

— Так, ни о чем. Лясы точу.

— Нет уж, раз заикнулся, то говори. Я должна все знать.

— Разве он тебе не рассказывал, как долбанули начкона Степного конного завода? Беднягу сбросили с Крымского моста. Накануне он много лишнего болтал про Решетникова, поливал его грязью, грозился посадить.

— Ну и что? Игорь Николаевич-то здесь при чем?

— А то, что твой муж был у него как раз накануне убийства, интересовался подробностями смерти жеребца, купленного этой зимой в Швеции. Дело это темное. Судя по всему, кто-то наварил на этом хорошие деньги.

— Откуда ты знаешь?

— Что именно?

— Что Игорь Николаевич был у начкона накануне убийства?

— Я сам посоветовал сходить к нему, когда мы здесь с ним сидели. Он тоже интересовался насчет Решетникова. Думаю, неспроста. Не тот человек Игорь Николаевич, чтобы вести праздные разговоры.

— Ничего не поняла. Ты ясней можешь, без всяких загадок?

— Если ничего не поняла, то и не поймешь. Начкон рыл под Решетникова и сыграл в ящик. Не исключено, что и твой муж…

— Ах вот оно что… Только сейчас дошло. Игорь Николаевич покончил жизнь самоубийством. Это официально известно. Ясно? Самоубийство.

— Что ты на меня-то рычишь? Это не я придумал, так думают многие на ипподроме. Тебе не хуже меня известны порядки. Чистоделы здесь — еще те. Могут и самоубийство подстроить, и несчастный случай, а то и острую сердечную недостаточность. Все зависит от интереса и таксы. А, по всему видать, интерес здесь приличный.

— Все равно ты меня не убедил. Приезжала следственная бригада. Работали эксперты. Так что оставь эти домыслы при себе.

— Лично мне все это без разницы. Игорь Николаевич ко мне относился нормально. Мужик он не вредный. Да и против тебя я ничего не имею. Просто советую, будь аккуратней, лишнего не болтай, тем более с незнакомыми людьми.

— И ты на меня не обижайся. Издергали меня в последнее время. Не у тебя одного подозрения. Но я точно знаю: из жизни он ушел добровольно, хотя и не знаю почему. Но все равно тебе спасибо за предостережение. Приму к сведению обязательно.

— Ты по делу приехала или просто так, проведать старых знакомых?

— Какие теперь у одинокой вдовы могут быть дела? Боюсь, и сюда скоро не будут пускать.

«Что-то темнит. Неспроста она тут появилась. А впрочем, это ее личное дело. Надо попробовать подъехать к ней по старой дружбе».

За разговорами незаметно выдули почти всю бутылку.

— Выпить еще хочешь? — спросила Антонина.

— А почему бы и нет? Гулять так гулять.

Анатолий Иванович обнял Антонину повыше талии и запустил руку под блузку.

Она не отстранилась и, скосив на него повлажневший взгляд, предложила:

— Пошли кого-нибудь за бутылкой коньяка. Денег дать?

— Какие деньги? Ты что? Ты у меня в гостях, а желание гостя для меня закон. Леха! Красивый! Зайди на минутку.

— Чего, Анатолий Иванович?

В дверях появился рослый симпатичный парень. Оценивающе окинул взглядом Антонину с ног до головы и одобрительно хмыкнул. Антонина ничуть не смутилась, даже не шевельнулась, оставив лежать руку Михалкина под блузкой.

— Сходи к Гоге, возьми пару бутылок коньяка. Скажи, для меня, а то туфту всучит. И мигом обратно.

— Давно он у тебя работает? — поинтересовалась Антонина, когда стихли за дверью шаги первого помощника Михалкина.

— Второй год.

— Симпатичный.

— Других не держим.

— Однако внешность нередко бывает обманчивой.

— Это не тот случай.

— Откуда ты знаешь?

— Бригадир все должен знать. Иначе его вмиг съедят с потрохами.

— Я имею в виду мужское достоинство.

— А… ты об этом? У голодной куме — одно на уме. По этой части он и мне не уступит.