Александр Савельев - Аркан для букмекера

Катерина, старше Антонины на два года, относилась к женской чести гораздо серьезней сестры и лишилась ее значительно позже — в восемнадцать лет, по любви, хотя, как потом выяснилось, только с ее стороны. Тогда же началось и ее увлечение театром.

После окончания школы, не уверенная в своих способностях, она не отважилась сразу поступить в театральный вуз, решила прежде разузнать все изнутри, поэтому и пошла в костюмеры. Вскоре поняла, что сцена не для нее, но в театре осталась, надеясь хотя бы выйти замуж за актера. Однако судьба не улыбнулась ей. Катерина не умела притворяться, скрывать чувства, как это делала сестра, распаляя мужчин неприступностью, шаг за шагом сокрушаемой ими. Она искренне верила пылким уверениям в любви и отдавалась понравившемуся мужчине без остатка. Как правило, вскоре наступало похмелье и от восторженной увлеченности не оставалось и следа.

Какими непохожими оказались сестры! Антонина, столкнувшись в юном возрасте с подлостью, озлобилась, окаменела, сохранив на всю жизнь недоверие к людям, граничащее с ненавистью. Катерина же не только не растеряла доброты, но была готова, забыв все прежние обиды, бежать за любимым по первому зову и быть его кроткой рабой.

У Катерины были пышные упругие груди, округлый полный зад. Она близоруко щурилась, когда разговаривала с мужчинами, при этом мягкие пухлые губы непроизвольно складывались в наивную улыбку. Светло-серые, слегка раскосые глаза туманились пеленой, сквозь которую струился мягкий спокойный свет, обволакивающий собеседника нежностью и томной ленью.

Катерина любила вкусно и плотно поесть, выпить хорошего марочного вина, любила, когда ей дарят цветы и, засыпая, любила, чтобы ее обнимала тяжелая мужская рука.

Она почти не ревновала Николая к сестре, понимала, что рано или поздно та его бросит как надоевшую игрушку ради другого любовника с какими-то другими достоинствами и новыми причудами, и довольствовалась тем, что ей перепадало. А перепадало ей не так уж и мало: Николай был крепким парнем, его хватало на обеих сестер.

…Прибежав домой в перерыве между спектаклями перекусить, Катерина по резкому запаху духов догадалась, что Антонина здесь и не одна. Решив подурачиться, она бесшумно, на цыпочках прошла по коридору, но, услышав за дверью разговор, остановилась заинтригованная. После услышанного у нее пропала всякая охота к шуткам, а тем более — к еде, и она так же бесшумно, как и появилась, вышла.

Цинизм, с каким обсуждалось убийство Игоря Николаевича, поразил Катерину, но особенно ее удивила реакция Николая на предложение сестры, его уступчивость и простодушие.

«Неужели он не видит Тонькиного двоедушия? — недоумевала она, страдая. — Дураку ясно, что она пытается его использовать и подставить».

Судьба Игоря Николаевича в данном случае ее не волновала. Катя недолюбливала его за высокомерное отношение к ней. А она не пустое место. Она жила, страдала и радовалась, довольствуясь теми немногими крохами, которые доставались ей после более хитрых, наглых и бессердечных людей.

Первым ее желанием было предупредить Николая, открыть ему глаза на возможную подлость сестры. Но, поразмыслив, Катерина решила не делать этого: пришлось бы признаться в том, что она подслушивала.

Не придумав ничего лучше, она решила предостеречь Игоря Николаевича. Пусть сам позаботится о своей безопасности и примет необходимые меры. Едва ли он станет дожидаться, пока Антонина начнет действовать. Нанесет упреждающий удар и, учитывая его хватку, сделает это наверняка и без пощады. Об участии в планах сестры ее любовника говорить ему необязательно. Достаточно намекнуть о существовании некоего лица мужского пола. Это лишь подхлестнет и заставит его шевелиться.

Катерина немного успокоилась. Где-то в глубине души шевельнулась надежда заполучить наконец Николая, покончить с унизительным притворством, пожить открыто в любви и согласии назло всем завистникам и недоброжелателям. Думать о сестре, о том, что ее ожидает, не хотелось. Катерина гнала мрачные мысли, полагаясь на справедливость Всевышнего.

Встреча с Володькой на ипподроме оставила у Кривцова двоякое впечатление. С одной стороны, всколыхнула прошлое, напомнив детство с его радостями и печалями, с другой — заставила позавидовать однокашнику, которого Кривцов привык считать ниже себя в умении приспосабливаться к жизни. Однако он был практичным человеком и моментально прокрутил вариант наката на Решетникова, доставивший упоительное наслаждение. «Нужно пристегнуть к этому Володьку и одним выстрелом убить сразу двух зайцев: Решетникова и его крышу. Синебродов будет покруче Устрицы, ипподромного босса».