Елена Басманова - Автомобиль Иоанна Крестителя

А счастливая Мура уже мчалась в пролетке на Мойку, к ресторану «Контан».

Огромная зала «Контана», прилегающие к ней маленькие и большие залы и кабинеты ресторана переполняла нарядная публика. Собрался весь литературный Петербург, соратники Короленко по «Русскому богатству», дамы из просветительских и общественных организаций столицы, цвет петербургской адвокатуры, представители педагогических кругов и гости из земств – посланцы всех классов мыслящего русского общества. В толпе Мура узнавала знакомые лица профессоров, журналистов, благотворителей. Она волновалась, в гудящей массе ей никак не удавалось разыскать своих бестужевок. Но ее волнение возросло еще сильнее, когда, повернувшись, она столкнулась с высоким молодым человеком с надменным удлиненным лицом в ореоле темно-русых, крупных кудрей. Он в упор смотрел на Марию Николаевну серыми, как ноябрьское небо, глазами.

Она узнала его. Она видела его на музыкально-поэтическом вечере в доме госпожи Малаховской! А затем? А затем – на парапете, над Невой! А затем? Не он ли вскочил в экипаж, когда она с загримированным Бричкиным вышла из конторы бюро «Господин Икс»?

Неужели он за ней следит?

Мура побледнела. Ноги ее предательски дрожали в коленках. Зловещий незнакомец, в котором чувствовалось что-то холодное, нерусское, потустороннее, растянул бледные губы в улыбке и шагнул к ней.

– Что вам угодно? – не вынесла напряжения Мура.

Незнакомец, не отводя взора, пробормотал:

– И перья страуса склоненные

В моем качаются мозгу.

И очи синие, бездонные,

Цветут на дальнем берегу…

– Вы поэт? – прошептала Мура. Странный преследователь поклонился.

– Мы с вами встречались, но не имели случая познакомиться. Позвольте представиться: Александр Блок.

– О! Я знаю о вас со слов Дмитрия Ивановича Менделеева! А я – Мария Муромцева.

– Дмитрий Иванович о вас тоже мне говорил. – Статный молодой человек с широкими плечами и военной выправкой церемонно поклонился.

– Издалека вы выглядите очень таинственно!

Он отступил на шаг и продекламировал полушепотом:

– И странной близостью закованный

Смотрю за темную вуаль

И вижу берег очарованный

И очарованную даль.

– Неужели эти строки вы написали после нашей встречи у госпожи Малаховской?

– Нет, мадемуазель, после нашей встречи во время наводнения, смущенно признался поэт. – Стихия всегда вызывает у меня экстатическое состояние. А вы тогда были в вуалетке. Впрочем, еще неизвестно, получится ли когда-нибудь из этих строк настоящее стихотворение.

– Придется ждать следующего наводнения, – кокетливо посетовала Мура, – или землетрясения.

Их разговор прервала шумная овация: в «Контан» прибыл сам юбиляр с супругой. Муре с трудом удалось разглядеть через плечи гостей, хлынувших навстречу писателю, кудлатую, черную с проседью, голову, широкий лоб, крупный выдающийся нос. В смешавшейся толпе она потеряла Блока, зато ее отыскали дамы из Комитета Бестужевских курсов и повлекли в просторную залу, за один из пятнадцати накрытых столов. На белоснежных скатертях под ярким светом люстр переливался радужными искрами хрусталь, букеты живых цветов возвышались над красочными композициями из блюд.

Едва юбиляр с супругой уселись за центральный стол, как потекли приветственные речи.

– Для всех, кому дороги интересы русской мысли и искусства, это праздник не одного писателя, а всей русской литературы… – вещал председатель Литературного фонда по правую руку писателя.

Мура долго ждала, пока настанет ее очередь зачитывать адрес. Дамы из Комитета хвалили ее, когда она, вручив красочное послание носителю общих идеалов, вернулась за стол, – с их точки зрения она читала четче и проникновеннее всех предшествующих ораторов и так мило смотрелась среди солидных мужчин и дам.

Когда поток поздравительных речей, приветственных телеграмм, адресов иссяк, ответное слово получил юбиляр. Он заметно волновался, но говорил ясно и мудро. Затаив дыхание, Мура ловила каждое его слово.

– Всякое общество переживает три фазы своего совершенствования. Для всякого прогресса нужны три стадии: мысль, слово и дело. Мысль всегда сильно работала в русском народе, только он не умел выражать ее. Не работала бы эта мысль, не было бы и всей русской истории. Теперь от затаенных дум мы перешли к слову. Дай же Бог, чтобы царила свободная мысль и свободное слово и народили они ряд полезных дел для блага нашей дорогой Родины!