Елена Басманова - Крещенский апельсин

– Разрешите обратиться. – Дворник вытянул руки по швам.

В глазах Лапочкина мелькнула надежда.

– С чем пожаловал, братец? Говори?

– Вторую галошу принес. Совсем народ обнаглел. Из любой квартиры галошами швыряются. Так и прибить недолго.

Тернов оторопело смотрел на протянутую обувку.

– Заметил, из какой квартиры бросили? – спросил Лапочкин.

– Никак нет, темно ведь, – ответил дворник. – Принес опять вам, а вдруг сгодится.

Лапочкин, одобрительно похлопав дворника по плечу, вошел за Терновым в кабинет. Он знал, какая мысль буравит сейчас измученное сознание следователя: если кто-то из дома потерял первую галошу, а потом выбросил в досаде вторую, значит, галоша не имеет отношения к нырнувшей под арку женщине-убийце. Значит, стрелявшая женщина скрылась в другом направлении. Тогда зачем Самсон Шалопаев указал на колченогую бабу, нырнувшую под арку?

Объяснения происшествию не было. А чувство поражения в схватке с незримым врагом нарастало. Лапочкин хорошо чувствовал состояние своего начальника, поэтому нисколько не удивился, когда тот повернулся к нему и яростно выкрикнул:

– Лучше бы Дума приняла закон о запрете выбрасывать мусор через окна пятого этажа!

Самсон Шалопаев, задержавшийся в гостях у господина Горбатова и вынужденный вдобавок ко всему провожать до дому мадемуазель Жеремковскую, добрался до редакции журнала «Флирт» к полуночи.

Дверь ему открыл Данила. Старик приложил палец к губам, но Самсон и так понимал, что надо двигаться тише. В редакционных помещениях царила тишина, свет в коридоре притушен.

Конторщик побрел за стажером в буфетную, шепотом объясняя, что госпожа Май сегодня ужинает с господином Либидом, поэтому Самсона не зовет, а прислала кое-что съедобное. Оно на подносе под салфеткой. Правда, уже остыло.

Самсон слушал старика вполуха, вполне довольный тем, что его благодетель господин Либид отвлек начальницу от излишнего внимания к бедному квартиранту буфетной. Мелькнуло в глубине его сознания легкое сожаление о том, что он не побывает сегодня в гостиной, где хранится альбом с фотографией Эльзы в античном костюме, не посмотрит адрес фотоателье, в котором ему могут сообщить что-нибудь, что наведет его на след пропавшей жены. Но сожаление быстро улетучилось, вытесненное другими мыслями.

Самсон снял верхнюю одежду, сюртук, брюки, туфли и забрался под одеяло. Есть ему не хотелось. Он воззрился в потолок, перебирая пестрые впечатления своей недолгой столичной жизни. Столько событий, столько происшествий с ним в Казани не случалось и за год! Он обреченно вздохнул: выкроить время на поиски Эльзы совсем не удавалось. Да и письмо родителям так и не удосужился написать.

Вспоминая и размышляя, Самсон потерял счет времени.

Данила уже давно прикорнул на своем сундучке, как верный пес у дверей. Ни единого звука не доносилось и с половины госпожи Май. Либо Самсон не расслышал, как она провожала господина Либида после позднего ужина, либо тот ушел через черный ход.

Впрочем, господин Либид всегда умел исчезать бесследно, необъяснимым образом. Как тогда, в день приезда в столицу, на вокзале… Не его ли Ксения-Джульетта назвала Сатаной? И почему Ксения явно перебила Самсона, не дала ответить господину Горбатову? Почему употребила зловещее слово «Сатана»?.. Про Сатану вроде что-то было в одном из безыскусных посланий, пришедших в редакцию для Самсона. Неужели у маленькой девочки хватило духу сочинить и отослать любовное письмо? Но то письмо подписано – ваша А. Значит, не Ксения. Она скорее подписалась бы Джульетта, или Д. , раз уж шекспировская чепуха так забила детскую головку… Или… А если Ксения – иначе Аксинья?

От неожиданности Самсон сел на постели. Он смотрел невидящими глазами в пространство перед собой. Если его догадка верна, то откуда же девчонка узнала, что он квартирует в редакции журнала?

Хотя Данила, не жалея дров, протопил печи на ночь, все-таки под одеялом было теплее. Обняв голые плечи, Самсон протопал босиком к подносу с остывшим ужином. Напряженная умственная деятельность, лишившая его сна, возбудила волчий аппетит. Он механически сжевал все, что лежало на подносе, и нырнул под одеяло… Проклятая бессонница! В голове юноши проносились яркие картины, и среди разномастных впечатлений столичной жизни перед его мысленным взором назойливо мельтешила дважды виденная им вывеска: один раз во время странствий по городу с Фалалеем, второй…