Елена Басманова - Тайна серебряной вазы

«Обыватели любят сочинять что-нибудь романтическое!» – думал доктор Коровкин, сидя в экипаже и разглаживая ленточки банта на ширхановской коробке с пирожными. Вот o таком женихе, вероятно, мечтала бы Брунгильда, будь жених помоложе. Но девичьи мечты – туман. Когда они рассеиваются, является печаль – и можно полюбить человека за его истинные достоинства.

Дом, где проживали Муромцевы, встретил, доктора светящимися окнами, что создавало Л ощущение праздника. По мере приближения к квартире профессора Клим Кириллович все меньше думал об Ордынском, а все больше о точеном профиле Брунгильды, о нежном сиянии голубых глаз, о ее ресницах-опахалах – никакого, более оригинального, сравнения не приходило ему в голову, когда он представлял ее необыкновенно густые, длинные, темные ресницы.

Семейство Муромцевых приняло приятного гостя с обычным радушием и ненаигранной радостью. Конфеты и коробка с пирожными перешли в руки благодушнейшей Елизаветы Викентьевны. После первых приветствий и обязательных отчетов Клима Кирилловича о здоровье Полины Тихоновны, речь зашла о том, как барышни провели первый день после Рождества. На их лицах играл яркий румянец, и глаза блестели ярче, чем всегда.

– Барышни мои не очень строги в вере, – посетовал Николай Николаевич, пока его гость усаживался на стул, поближе к Брунгильде.

– Отчего же, папенька, – возразила младшая, – мы и вчера отстояли всенощную, и сегодня ходили в храм.

– Все верно, – вздохнул профессор, – да только потом вы сломя голову устремились на каток. Вон, до сих пор, какие раскрасневшиеся. Разве так надо радоваться Рождеству? Хотя, конечно, я и не могу назвать себя в полном смысле верующим человеком, но радость-то на Рождество должна быть тихая, умиленная.

– Посещение катка и умиленная радость, испытанная в храме, не исключают друг друга, – мягко заметила Брунгильда.

– В посещении катка нет ничего неприличного, девочки могут повеселиться на святочной неделе, – отозвалась Елизавета Викентьевна.

– Да уж они теперь побегают по вечерам и приемам. Отдадут дань приличиям. И что за вера такая – в приличия? – грубовато парировал профессор.

Добродушная грубоватость являлась неотъемлемым свойством профессорской натуры, так сказать, слабым отблеском его научного темперамента и заставляла мгновенно реагировать на замечания оппонентов. Об этом превосходно, знал доктор Коровкин, да и дочери нисколько не обиделись, а рассмеялись и переключили свое внимание на гостя. Они стали расспрашивать, как он провел те две недели, что не был у них.

Доктор не мог припомнить ни одного интересного события, достойного внимания барышень. Да и впечатления минувшей ночи вытеснили все произошедшее накануне.

– Берусь угадать, какое событие самое выдающееся, – поддразнила его младшая, – визит к нам.

Заулыбались все – и Муромцевы, и Клим Кириллович.

– Мура, – с легкой укоризной обратился к ней отец, а именно так он по домашней традиции и называл младшую дочь, полное имя которой было Мария, – ты такими шутками, смутишь человека.

– Какие замечательные пирожные, ширхановские лакомства самые модные в этом сезоне! Доктор, будете сейчас с нами чай пить? – опять вмешалась благодушная Елизавета Викентъевна, в уголках ее губ подрагивала улыбка.

Безобидные стычки отца и дочерей не тревожили ее, девочки относились к отцу с должным уважением, да и он не считал своих дочерей легкомысленными пустышками, хотя, конечно, у каждой из них имелись свои маленькие слабости И если, благодаря мягкому нраву Брунгильды, ее уступчивости и доброжелательности, унаследованным от матери, недоразумения между нею и отцом случались редко, то с Мурой дело обстояло по-другому. Темпераментом и быстротой реакций она пошла в отца, да и внешностью тоже. Взглянув на Елизавету Викентьевну, спокойную рассудительную женщину, слегка полноватую для ее возраста, можно было предположить, как будет выглядеть тоненькая и хрупкая Брунгильда, достигнув сорока лет. Мура была ниже и плотнее сестры, ее стремительность и порывистость в движениях часто шокировали даже домашних. Яркие синие глаза, окруженные черными короткими ресницами, темные длинные, красиво прорисованные брови, какие в прошлые времена назывались соболиными, придавали особое очарование ее еще по-детски округлому личику. В отличие от старшей сестры, убиравшей русые волосы по-взрослому в изысканный узел на затылке, Мура еще носила длинную темную косу с неизменным бантом. По случаю праздника бант она выбрала белый.