Мэри Стюарт - Мой брат Михаэль

Но я не успела все рассмотреть, потому что хозяин бросился куда-то и подволок ко мне лучший стул — полотняное сооружение жутко оранжевого цвета.

— Сядете, мисс… Э? Это — лучшее, что здесь есть. На самом деле он совершенно чистый.

Он странно двигался — пародия на движения Нико. Тоже быстро, но никакой грации атакующей кошки, почти некоординированность.

Я поблагодарила его и села. Саймон устроился на подоконнике. Мы выпили за здоровье друг друга и заговорили о жизни.

— Хорошо провел день? — спросил Саймон.

— Да. Спасибо. Очень.

— Куда ходил?

Молодой человек махнул рукой, чуть не сшиб бутылку со стола, и ответил:

— Вверх по горе.

— Опять на Парнас? Отлавливал пастухов? — Он повернулся ко мне. — Нигель по контракту должен изображать «эллинические типы» — головы крестьян, старух и пастушков. Он уже нарисовал чернилами несколько совершенно потрясающих.

Нигель сказал неожиданно:

— Вы не представляете. Ободранный мальчишка пасет коз, начинаешь его рисовать и понимаешь, что много раз видел его в музеях. На прошлой неделе я нашел в Амфиссе девушку совершенно минойскую, даже прическа такая же. От этого, конечно, и трудно, потому что, как ни старайся, это похоже на копию с греческой урны.

Я засмеялась.

— Знаю. Совсем недавно встретила одного Зевса и одного довольно испорченного Эрота.

— Стефанос и Нико? — спросил Саймон.

Я кивнула:

— Нигелю надо их показать.

Художник спросил:

— А кто они?

— Стефанос — пастух из Араховы, вышел прямо из Гомера. Нико — его внук и просто красавец, в американо-греческом стиле. Но если нужна только голова, лучше не найти. Пока я говорила, я поняла, что Саймон ничего не рассказывал Нигелю о своем брате. Ничего он не рассказал и теперь.

— Ты еще можешь их встретить. Стефанос обычно бродит между Дельфами и Араховой. Ты сегодня ходил в ту сторону? Далеко?

— Очень далеко. — Молодой человек почему-то выглядел смущенным. — Надоело мне в долине, решил походить. И шел и шел, очень жарко, но дул ветер.

— Не работал сегодня?

Вопрос был совершенно невинный, но художник вспыхнул под грубым загаром.

Он быстро сказал:

— Нет, — и засунул нос в стакан.

Я спросила:

— И никаких панов со свирелями? И никакого Парнаса? Вы меня потрясаете!

Он окончательно засмущался.

— Нет. Говорю же, я почти ничего не делал, просто ходил. И эти головы мне осточертели. Это только хлеб с маслом. Они вам не понравятся.

— Мне очень хочется посмотреть, Саймон рассказывал, как вы здорово рисуете…

— Здорово? Саймон говорит ерунду. Я получаю удовольствие и все.

— Некоторые очень хороши, — сказал Саймон тихо.

— Ага. Эти сладенькие акварелечки. Ты читал, как на них реагируют критики. Они бесполезны, и ты это знаешь.

— Они — первый класс, и ты это знаешь. Если бы ты мог…

— Боже, опять если бы, если бы… Никому они не нужны.

— Но это то, что ты хочешь делать, и такого не делает никто! Если ты имеешь в виду, что на них трудно прожить, тогда конечно…

— Они не значат ни черта, слышишь, ни черта!

Саймон улыбнулся.

И я поняла, что его отличает от знакомого мне самоуверенного типа — ему не наплевать. Ему не безразлично, что произойдет с этим несчастным и не особо привлекательным мальчиком, хотя тот все время и грубит. И поэтому он вернулся через четырнадцать лет, чтобы узнать, что случилось с братом. Это не орестианская трагедия, он не соврал. Но ему не были безразличны его отец, Стефанос.

— Человек — не остров, полностью сам по себе. Смерть каждого человека уменьшает меня, потому что я принадлежу человечеству.

Цитата из Джона Донне. Вот так. Он принадлежит человечеству, которое в данный момент включает в себя Нигеля.

Он поставил стакан и обхватил руками колено.

— Ну ладно. Хочешь мы найдем тебе то, что продается?

Нигель сказал уже не грубо, но так же горячо:

— Ты имеешь в виду конкурентное преимущество? Трюк, чтобы заманить толпу на выставку? Продать две картинки, чтобы имя появилось в газетах? Это?

Саймон сказал мягко:

— Нужно же где-то начать. Почему бы не считать это частью борьбы? — А потом жизнерадостно. — Мы должны найти для тебя что-нибудь особенное, чтобы всем было интересно хоть взглянуть на твои картины. Рисуй под водой или прославь себя в прессе как Человек, Который Всегда Рисует Под Чарующие Мелодии Моцарта.

Нигель постепенно делался веселее.

— Скорее под Каунт Бесси. Ну и что мне тогда рисовать? Куски ржавого железа, влюбленную женщину или собаку, поедающую собаку?