За руководством ГУВД и прокуратуры репортеры устроили настоящую охоту. Не брезговали они общением и со средним звеном — во всяком случае, телефон на столе Костова трещал не переставая. Но пресс-секретаря Костову по штату не полагалось, и он рассудил, что беспрерывно отвечать на звонки прессы — не его компетенция, иначе у него не останется времени, чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями. И приставил к аппарату Надежду. Та, хотя ее «нежный» голос с провинциальным акцентом успешно отпугивал звонящих, через пять минут озверела от занудства репортеров и просто любопытствующих, от телезрительниц — поклонниц Абдулова, визжащих ей в трубку угрозы и лозунги о защите прав человека. Она шалела от тупости журналистов, задающих одни и те же вопросы и не слушающих ее ответы, от их агрессивности и дурных манер. Бог ты мой, если даже Надежда, никогда не имевшая шанса считаться образцом хорошего тона, шалела от дурных манер!.. В конце концов она проявила сообразительность и стала всех отсылать в пресс-службу ГУВД.
Конечно, вся эта утомительная суета надоедала, но Костов терпел — все шло по графику. Журналистский мир пришел в движение, восьмой телеканал всполошился, поклонники паникуют, и магнат Огульновский — будь он хоть с железными нервами — не может не нервничать. В таком шуме и скандале неизбежно выползет какая-нибудь новая интересная информация, проявят себя новые заинтересованные лица, отношения между фигурантами обострятся… Словом, ситуация создавала поле новых возможностей, пространство для новых интриг и комбинаций.
Внезапно Костов заметил, что рядом с ним уже какое-то время стоит Надежда с зажатой в протянутой к нему руке телефонной трубкой. «Сохова…» — объяснила она в ответ на его немой вопрос.
— Антон Сергеевич! — Алина была взволнована, даже не то слово — она была почти в истерике, голос дрожал, срывался, слова слетали с ее губ неравномерно, с задержками, дыхание лихорадочное. Она старалась взять себя в руки. — Я прошу вас о встрече, нам надо поговорить, — твердила Алина в трубку. — Только прошу, не у вас в управлении, я не могу, чтобы меня видели в таком состоянии, я не выдержу… Я должна вам сказать… теперь, после ареста Абдулова, я поняла, что все бесполезно… Это чудовищно… Я скажу…
Слушая Алину, Костов подумал, что его предчувствия оправдываются на все сто, и не мог не испытывать по этому поводу удовлетворения. «Зашевелилась банка с пауками?» — усмехнулся он и тут же стал укорять себя за злопыхательство. Почему, в конце концов, пауки? Кто сказал, что эти ребята такие уж плохие люди? Тем более Алина, которая ему была в высшей степени симпатична…
— Хорошо, хорошо, — попытался он успокоить девушку, ему было ее жалко, девчонка еще… — Давайте встретимся где скажете. Какое-нибудь тихое, незаметное местечко, где можно спокойно побеседовать. Может быть, кофейня на Тверской?
Костову пришлось проявлять инициативу, так как Алина была не в себе, лишь продолжала бормотать что-то вроде «чудовищно, я не могу, я должна сказать» и прочее, продвинуться дальше этих слов у нее никак не получалось.
Не успел Костов положить трубку, как телефон затрезвонил вновь. Надежда, с мрачным видом перекинувшись с кем-то парой слов, снова протянула трубку Костову. «Ицкович», — объявила она на этот раз.
— Антон! — раздался вопль, и Костов поморщился от фамильярности. — Встреча просто необходима, я готов посвятить вас в некоторые деликатные обстоятельства. Пусть я выгляжу в их свете не слишком почтенно, но… что поделаешь! У меня, представьте, тоже есть совесть — хотя, честно говоря, ее границы совпадают с границами моей платежеспособности… Но я не могу теперь отмалчиваться. В конце концов, если вникнуть, обстоятельства невинные, хотя и не очень приглядные… Но вы, как мужчина, должны понять. Мне бабки-бабульки нужны, вы не осудите. Но это не телефонный разговор, и — извините — не хочется, чтобы в нем участвовала ваша мужененавистническая коллега. Она может неправильно понять…
Костов с трудом сообразил, что речь идет о Надежде.
— Вы ошибаетесь, — вступился он за честь дамы.
— Не ошибаюсь, — засюсюкал Ицкович. — Она женская шовинистка, я их боюсь, от них не знаешь, чего ждать. Они такой фортель могут выкинуть — только щеки береги! А я человек чувствительный, физической боли не выношу ни в каком виде. Без нее, без нее… И без боли, и без госпожи Надежды. Иначе — пардон! — разговор не состоится.
С Ицковичем договорились встретиться на Тверском бульваре через час после встречи с Алиной. Но это было еще не все. Рядом уже снова стояла Надежда с телефонной трубкой. «Некая Марфа из команды Абдулова, очень настаивает…» — сказала она на этот раз.
Читать дальше