Ольга Играева - Как загасить звезду

— Ну, — пожала плечами Надежда. — Ранее этот Штырев утверждал, что таким образом — по телефону — забивал в графике Соловей время для себя. Предварительная запись на обслуживание, так сказать.

— А вот и нет, — усмехнулся Костов. — Никакого воркования и вообще ни слова о любовных утехах. Жесткий разговор, упорный торг, изворотливое лавирование… Судя по интонации, Штырев бедную Соловей был готов задушить сразу же, как только ему удастся до нее добраться. Но она! Честное слово, она достойна восхищения…

— Да о чем вы говорите? — нетерпеливо встряла Надежда. — Какой торг? Какое восхищение? О чем был разговор?

— Разве я не сказал? — удивился Костов. — Это же так очевидно. Соловей шантажировала их с Семирягой. Она видела, как они ссорились на балконе с Лосским, а узнав утром о гибели Олега, быстро сообразила, кто именно это сделал. Но никому не сказала, потому что просчитала, что здесь можно легко слупить деньжат. Мужики ее тогда не видели, решила она, и определить, кто их шантажирует, не смогут никогда…

— А они на самом деле видели?

— Нет, — мотнул головой Костов. — Я думаю, нет. Но Дуся… Она провела свою партию безошибочно — послушай пленки, и убедишься. Она слегка изменяла голос — пыталась басить, но голос остался узнаваемым. Специалист в два счета докажет, что голос — ее. Манеру изменить труднее, чем тембр. Они не смогли ее ни запугать, ни обдурить, ни вывести из себя, ни выследить. Соловей все просчитала на два шага вперед, все предусмотрела, все продумала до малейшей мелочи. Не поддалась ни на одну уловку. Время контакта всегда выбирала сама, говорила коротко, чтобы не успели засечь, и, видимо, постоянно меняла телефоны — кстати, пользовалась главным образом общедоступными аппаратами в кафе, клубах, магазинах, гостиницах. Это по характерному шумовому фону можно понять, он такой, знаешь, все время разный. Постоянно меняла место выхода в эфир. Они, когда поняли, в какие цепкие ручки попались, пробовали тянуть время, сбивать цену, но Дуся если и уступила, то чуть. Начала с двухсот тысяч, а закончила ста восемьюдесятью. Талант!.. А как сыграла роль проститутки? Вжилась, влезла в образ — да так, что и покидать его не захотела.

— Не понимаю, что вы так зашлись от этой авантюристки, — неприязненно отозвалась Надежда. — Если она была такая умная, то почему сейчас в морге валяется с перерезанным горлом?

— Умная-то умная, а какую-то ошибку все-таки допустила, — задумчиво проговорил Костов. — Несколько раз выходила на связь с одного и того же мобильника — чужого, украденного у клиента. Думала, если аппарат чужой, то накрыть ее не успеют. Устала, расслабилась, уверилась в собственной неуязвимости… А они успели.

— А как же она с убийцей под лестницу пошла, если, как вы говорите, она их видела на балконе?

— Наверняка трудно сказать. Но, вероятно, она запомнила главным образом Штырева, второй мог стоять в глубине балкона… А сейчас ты спросишь: «А как же царапины, почему она не насторожилась?» Ты уже задавала мне этот вопрос, и я тебе тогда же и объяснил: информацию о царапинах мы сразу же засекретили и в прессу не давали. Соловей не знала о царапинах. Внимательно слушала?

Надежда с готовностью кивнула.

— Внимательно слушала? А теперь забудь. Это все мои бездоказательные фантазии.

— Нет-нет, — запротестовала Надежда. — Мне очень понравилось. По-моему, это все объясняет. Только вы так и не сказали: за что Штырев и Семиряга убили Лосского?

— Разберемся, — проронил Костов.

Алинка надулась — обиделась, что он ей рассказал про отступной. Может, не нужно было? Ладно, хватит предаваться запоздалой чувствительности. Что сделано, то сделано. А кстати, что обижаться? Рассказал все как было. А то только и слышишь от нее — «Олег то, Олег се, не то что ты… Его я любила, а тебя нет». Дурочка, да если бы она знала, что он, Абдулов, ей жизнь спас — реально, по-настоящему спас от ножа — того самого, который потом в горло Алины Соловей воткнулся! «Не приходило тебе такое в голову, деточка? Не думала ты, что это было непросто, что мне пришлось преодолеть себя, чтобы позвонить влиятельному человеку и отвести от тебя беду? Ты хоть понимаешь, что мне пришлось одалживаться? И что я сделал это от всей души, от чистого сердца, потому что ценю тебя и — страшно сказать, — может быть, даже люблю? И что я МОГ БЫ ЭТОГО НЕ ДЕЛАТЬ? А Олегу на всех всегда было плевать — и на тебя тоже…»

Некстати сейчас эта размолвка. У него столько проблем! Нет, засело в голове как заноза — ее жалкое лицо, когда он сказал ей про деньги, ее слезы, ее «Уйди!», и мент хитрожопый тут как тут рядом с расстроенной девушкой. Только и ждет небось, чтобы воспользоваться моментом — ее беспомощностью, растерянностью… Абдулов звонил ей позже в больницу — трубку бросила и разговаривать не захотела. Он еще раз и еще набрал ее номер, но мобильник был уже отключен — «абонент находится вне зоны действия». Жаль, жаль, что поссорился с Алинкой, — ему сейчас так необходимы поддержка, сочувствие, крепкий тыл, теплая ручка на плече, преданный взгляд. А лучше, чем у нее, ни у кого это не получается. Нина… Она рядом навсегда, навеки за плечом. Но к преданности жены он привык, ее преданность уже давно, как бы это сказать, его не возбуждает. Не влечет, не притягивает — она стала слишком обыденной, отданной давно и безвозмездно. Такой, как воздух, как вода — дышишь, пьешь и не замечаешь, потому что это будет с тобой бесплатно и всегда, пока ты жив. Кому вздумается любить воздух или воду, которую пьешь? А за одно Алинино, обращенное к нему: «Не волнуйся, любовь моя, все будет хорошо», — он готов отдать что угодно. Ладно, хватит о взбалмошной девчонке. Через пару дней он утрясет свои проблемы — и в больницу, к ее ногам, с букетом красных полутораметровых роз, с такой охапкой, чтобы не помещалась в обхвате. И простит Алинка, куда денется. Сколько ни грусти об Олеге, а он уже не вернется… Глупо, конечно, что он слукавил ей, когда рассказывал про ту «порнушную» пленку, сделанную с участием Алены Соловей. «А как ты хотела? Я — свободный человек. Хочешь, чтобы я давал отчет двадцатилетней любовнице-сопливке? Ерунда! Я — мужик и на все имею право. Забудешь, лапочка. Выбора у тебя нет».