Андрис Колбергс - Человек, который перебегал улицу

— А-а, вот вы где!

Когда Вильям включил свет, Ирена бросилась искать соперницу за плитой и под кроватью.

— Сдурела что ли! — прикрикнул на нее Вильям.

— Чей это дом? Почему ты здесь? — Ее глаза пылали от гнева.

— Если сейчас же не успокоишься, вызову «скорую помощь», — пригрозил Вильям. — Дура-истеричка!

— С кем ты путаешься… Как тебе не стыдно… Я тебя люблю… — В слезах причитала она.

Как он не догадался, что Ирена рано или поздно его выследит! Теперь ничего другого не оставалось, как рассказать ей правду. Полуправду.

— Дом принадлежит моей матери, глупышка! — он гладил ее, усадив на край топчана. — Она старый человек, сама уже почти ничего не может, кому-то за мастерами ведь надо присматривать.

— Когда ты меня познакомишь со своей матерью?

— Мне надо ее к этому подготовить, она очень тяжело переживала мой развод, — уклончиво ответил Вильям и стал помогать Ирене раздеваться.

— Какая я противная! Как я могла так о тебе подумать! — сокрушалась Ирена сквозь слезы. — Но ты должен меня понять. Я тебя очень люблю.

Вильям не заснул почти до утра.

«Как избавиться от этой козы? — думал он. — Как я от нее отделяюсь, когда дом будет готов?» Пока он уговорит ее придержать язык за зубами, ссылаясь на завистников и других недоброжелателей, но станет ли она молчать, когда он попытается отделаться от нее? Есть только один выход — когда закончится строительство дома, придется исчезнуть из «Моды».

Пусть мальчик переселяется уже теперь, пусть Ирена здесь пока помогает хозяйничать, а он успеет перейти в какое-нибудь ателье индпошива, и тогда ему Ирены нечего бояться, тогда он найдет какую-нибудь причину для скандала — и пусть она убирается, куда хочет, а сюда придет и будет хозяйкой Беата.

В лесу, через который Вильям шел со станции, уже цвел вереск, и он подумал, что это к ранней зиме, уже и клин диких гусей пролетел несколько дней назад, был слышен их гогот, а сосед, у которого были пчелиные ульи, рассказывал, что пчелы закрывают воском свои медовые соты.

На березках в аллее листья еще не пожелтели, но выглядели сухими, в саду соседа справа сгребали в кучу и сжигали гороховые стебли, по другую сторону дороги, раздевшись до пояса, мускулистый мужчина копал землю: на солнце было еще достаточно тепло.

Дом Вильяма виднелся издалека из-за красной, покрашенной суриком крыши, а еще и потому, что он был выше и больше остальных домов в округе.

Когда Вильям подошел ближе, он все не мог насмотреться на своей красивый яично-желтый забор. Вначале он не соглашался, чтобы забор красили в желтый цвет, ему казалось — слишком ярко, но художник нарисовал эскиз. Яично-желтыми были также оконные рамы, дверь гаража, ступеньки веранды, забор и еще какие-то разбросанные по фасаду четырехугольники — в комбинации с остальными красками, с зеленью сада, темно-красными пионами, с вьющимися растениями, усеянными мелкими цветочками, с ледяным блеском теплицы, желтый цвет выглядел просто великолепно, он согласился. Все же до самого последнего момента он боялся — вдруг ошибся. Теперь у него сердце было спокойно. Он мог гордиться своим домом.

Все три маляра сидели на ступеньках и пили пиво.

— Привет, начальник! — салютуя бутылками, поздоровались они.

— Привет, привет! — подходя по посыпанной гравием дорожке, весело отозвался Вильям. — Все в порядке?

— Присаживайся, начальник! — для Вильяма освободили местечко. — Выпей пивка!

В кружке, который образовали мужчины, стояла дюжина пивных бутылок, несколько из них были еще не раскупорены. Вильям отказался.

— С нашей стороны, начальник, все в порядке!

Интонация была многозначительной. Вильям вынул из портфеля и протянул им довольно пухлый конверт.

Маляр достал из него пачку денег и стал медленно пересчитывать, откладывая каждую сотню отдельно в сторону, на край ступеньки.

— Правильно, начальник, — сказал он, кончив считать, собрал пачки, вложил обратно в конверт и сунул в карман. Доли маляров были неодинаковыми, но в присутствии посторонних они обычно не рассчитывались.

Вильям удивился, услышав в доме стук молотка.

— Там еще работают?

— Телефон проводят.

Это было радостное известие, потому что Вильям не надеялся на телефон в ближайшие годы. Теперь он увидел и провода, которые от столба на улице тянулись к веранде.

— Мы в расчете? — спросил маляров Вильям еще раз, потому что скорее хотел поговорить с телефонистами, чтобы они установили параллельные аппараты также в погребе и на верхнем этаже — мальчику ведь звонить будут чаще, чем ему и Беате, бегай тогда по лестнице вверх-вниз к телефону.