Андрис Колбергс - Человек, который перебегал улицу

Вильям обнаружил, что у Джонга по этому поводу нет никаких эмоций. Джонг не потребовал никаких объяснений, он только сказал:

— Хорошо!

На сей раз я не жду, когда в телефонной трубке раздастся: «Лейтенант Добен, зайдите ко мне!»

Я сам прошу принять меня, и меня сейчас же принимают. Шеф собрался уходить, на нем пальто, желтые перчатки, только шляпу он еще держит в руке.

— Пожар?

Я делаю вид, что не заметил иронии, и рассказываю не столько про Аллу Авдеенко, сколько про камни в кожаном мешочке. Для наглядности я подаю мешочек полковнику. Он взвешивает его на руке, кладет в шкаф шляпу и снимает пальто.

— Присаживайтесь, Добен…

На полпути к письменному столу он вспоминает, что оставил портсигар в кармане пальто. Достав его, Шеф устраивается в своем кресле.

Камни высыпаются из мешочка, постукивая по полированной поверхности стола.

— Сколько здесь?

— Четырнадцать.

— Документация об изъятии составлена?

— Конечно.

Лохматые усы вытягиваются вперед. Шеф словно приготовился свистнуть. Такую гримасу на его лице я вижу впервые.

— Вы не возражаете, если я закурю? — Рука уже тянется за портсигаром и вынимает черную, туго скрученную сигару.

Что бы он сделал, если бы я сказал, что у меня есть возражения? Черт тянет меня за язык, но я героически преодолеваю искушение.

Над головой Шефа как нимб нависает кольцо дыма.

— Я в таких камнях ничего не понимаю, — Шеф по одному бросает их обратно в мешочек.

— Это очень дорогие камешки.

— Сколько же они стоят?

— Даже ювелир не мог назвать их стоимость.

— Зачем нам эксперт, который не ориентируется в своем деле? В работе, за которую он получает зарплату.

— По-моему, ювелира на сей раз винить не в чем. Ювелир этот, кажется, знающий специалист и может определить и оценить ювелирные изделия, но в данном случае до бриллиантов еще далеко.

— Вы только что сказали — рубины.

— Я знаю, что шлифованный алмаз называют бриллиантом, но я не знаю, как называется шлифованный рубин. Может, тоже бриллиант?

— Если я этого не знаю, это еще не трагедия. Если вы не знаете — тоже не трагедия. Но, если не знает эксперт, то… Хотя бы приблизительно он должен знать.

— Этот мешочек за границей стоил бы приблизительно много десятков тысяч. В зависимости от рыночной конъюнктуры, уровня инфляции и так далее.

— Каких тысяч? Долларов? Франков? Марок? Пиастров? Говорите конкретно.

— Долларов. Я понял, что он говорит о долларах.

— Послушайте, Добен! Надо узнать, сколько эти камешки могут стоить у нас!

— Этого мне не скажет никто. Нешлифованными эти камни использовать нельзя, и отшлифовать их нельзя. В Советском Союзе никакое частное лицо не сможет. Только за границей. Наверное, за границей цена этих камней возрастает в десятки раз.

— Почему эти камни прибыли именно в Ригу? Не потому ли, что Рига — портовый город, и тут ежедневно стоят дюжины иностранных судов?

— Иностранцы теперь бывают повсюду.

— У иностранцев только карманы, а в кораблях — трюмы. Туристы через каждые две недели не возвращаются, а корабли — возвращаются. Например, финские и исландские — приходят за углем.

Я жду, когда он встанет и начнет ходить по кабинету: мне кажется, что напряженные размышления всегда связаны с ходьбой. Но Шеф продолжает курить сидя.

— Аллу Авдеенко тоже мне искать или этим займется кто-то другой?

— Узнайте, может она попала в больницу, может ее задержали работники другого отделения внутренних дел.

Алла Авдеенко на время заслонила Тамару Лакомову и ту женщину, которая погибла возле сто тридцать девятого дома.

Из своего кабинета пытаюсь дозвониться до Усть-Алимска. Ждите, говорят мне из недосягаемой дали. Голос кажется тоненьким-тоненьким.

Я размышляю, что значит горно-обогатительный комбинат, чем там занимаются. Наверное, отсеивают малоценную горную породу. Я знаю, что золото находят рядом с серебром и слюдой, что минералы в чистом виде почти не встречаются. Наконец, решаю, что не моя задача выяснять, как Авдеенко заполучила камешки, пусть это выясняет тамошняя милиция, достаточно, если я узнаю, куда девалась она сама и куда она эти камушки хотела сплавить.

В далеком Усть-Алимске неистовствует снежная буря и радиосвязь прервана. Мне советуют послать телеграмму, говорят, что отправят ее сразу же, как только буря утихнет. Я отказываюсь. Ночью я буду дома, может, хоть ночью получу разговор, если нет — телеграмму могу послать и завтра.